Чудеса Господа Бога нашего Иисуса Христа. Отсутствует

      Так не говорится и о главнейших представителях и орудиях сатаны, о лжепророках и антихристах. Мы чувствуем, что состояние Иуды, когда сатана вошел в него, существенно разнилось от одержания тех несчастных, которых исцелял Господь. Или если взять объяснительный пример из мира вымысла, никто не скажет, что Яго был одержим злым духом, хотя душа его была исполнена самой убийственной адской злобой; более близкую аналогию с таким состоянием могли бы найти в некоторых отношениях в жизни Гамлета.

      Греческая трагедия представляет более подходящие примеры. Так, благородного Ореста терзают до бешенства адские псы, закоснелую Клитемнестру, несмотря на ее злодейства, не приводят в исступление никакие чудовища незримого мира. Так и в действительной жизни ужас и глубокая тоска грешника, сознающего свой грех, способны произвести страшный переворот в его духовных силах, – тоска, которой более упорный грешник может избегнуть, но лишь чрез большее ожесточение, еще более порабощающее дьяволу.

      Между тем в данных случаях беснования вовсе не видно сознательной покорности сатанинской воле души в конец погибшей. Напротив, видно поправимое крушение некогда благородной души.

      Согласно вышесказанному, мы в бесноватом предполагаем сознание рабства, с которым он не мирится. Истинная его жизнь разбита, над ним тяготеет чуждая власть, жестоко его поработившая и все более отдаляющая его от Того, в ком одном всякое разумное создание может обрести мир и тишину. Его состояние буквально можно назвать «одержанием».

      Кто-то чуждый воцарился в его душе и занял престол законного владыки. Он все это знает, и из глубины его сознания исторгается вопль об освобождении и как только сверкнула искра надежды, Искупитель приближается. Это чувство злополучия, это чаяние избавления располагало и делало бесноватых способными к принятию врачующей силы Христа. Без нее они столь же мало могли исцелиться, как и злые духи, в которых нет места для божественной благости, так что в настоящем случае, как и во всяком другом, вера была условием исцеления.

      В них еще не потухла и тлелась искра высшей жизни; искра эта, в их одиноком состоянии, не была достаточна для озарения их мрака и только Господь жизни мог эту искру снова превратить в пламя. Но Он, пришедший «разрушить дела дьявола», Он, явивший Себя властителем над чисто физическим злом, как целитель телесных недугов, и равно властителем над чисто нравственным злом, как избавитель людей от их грехов, – Он также явил Себя властителем и в этих сложных явлениях, носящих природу того и другого зла, господствуя над этою пограничною областью, где эти два царства зла соприкасаются и так странно и непостижимо проникают одно в другое.

      Если же, таким образом, «бесноватый» не есть выражение, равносильное понятиям: «злочестивый, исчадие семени змия, отродье дьявола», – ибо таковой не стал бы молить об избавлении и не стремился бы к освобождению, то мы с великою вероятностью