Могусюмка и Гурьяныч. Николай Задорнов
А ведь было и другое купечество, оставившее благодарный след в истории экономического и военного становления нашего государства, его культуры и искусства. Достаточно назвать былинного Садко, купца Афанасия Никитина, ходившего за три моря – в Индию, купца Федота Алексеева, «товарища» Семена Дежнева в его историческом плавании из Северного Ледовитого океана в Тихий, купца Сибирякова, субсидировавшего экспедицию Норденшельда, вторым после Дежнева прошедшего Северным морским путем, нижегородского купца Кузьму Минина, легендарного руководителя народного ополчения. И как тут не вспомнить купцов Савву Мамонтова и Савву Морозова, заслуги которых в становлении русского искусства невозможно переоценить, еще одного купца Алексеева, ставшего великим деятелем русского театра Станиславским, и купца Нестерова, сделавшего все возможное, чтобы его сын стал великим русским художником.
Именно с этих исторических позиций написан Н.П. Задорновым образ купца Захара Булавина, который вместе с учителем Иваном Пастуховым пытается помочь рабочим, зажатым недалекой заводской администрацией в хитроумные экономические тиски, которые в результате мешают даже интересам заводского производства. За это Захара Булавина лютой ненавистью ненавидят его «коллеги» по торговому делу. В конце концов, желая жить своим трудом, он порывает с купечеством.
Как нам набил оскомину «типичный» образ офицера старой русской, или, как еще чаще называют, царской армии: жестокого, ограниченного, даже тупого исполнителя чужой воли. Да, были и такие. И писатели были обязаны рассказать нам о них. Но были и другие офицеры. Офицеры 1812 года и большинство русских путешественников и землепроходцев, как, например, Г.Я. Седов и Н.М. Пржевальский. Кадровыми офицерами старой русской армии были и многие легендарные командиры и комиссары Красной армии, как, например, Тухачевский, Якир, Каменев, Кадомцев…
И чрезвычайно важно, что на поводу ложной исторической традиции, по проторенной дорожке облегченной, даже соблазнительной схемы в изображении старого офицерства не пошел молодой писатель. У него в пору, когда в литературе были так в ходу закоренелые вульгарно-социологические штампы, хватило гражданской ответственности и мужества внимательно присмотреться к офицерам карательного отряда, прибывшего на завод, не показать их однородной жестокой массой, а приглядеться, подумать, кто из них каратель по убеждению, а кто по принуждению, а может, и более того – сам находится в роли ссыльного, угнетенного, которого, в свою очередь, заставляют угнетать, карать других.
Н.П. Задорнов ясно дает читателю понять, что не может быть других отношений, кроме взаимной ненависти, между жандармским офицером Дроздом и сосланным на Урал – нет, не за революционные убеждения, просто за дерзость, сказанную командиру Семеновского гвардейского полка, – молодым офицером Алексеем Керженцевым, хотя они повязаны одним делом – поимкой «бунтовщиков» Могусюма и Гурьяныча. Более того, Керженцев в таежной стычке ранен