Ворон. Эдгар Аллан По

      «Дух! чья обитель – там,

       В небе глубоком,

      Где чудовищное и красивое

       В красоте состязаются!

      За чертой голубою —

       Предел звезды,

      Что отвращается при виде

       Твоей преграды и границы —

      Преграды, пройденной

       Кометами, что были низринуты

      Со своей гордыни и со своих престолов —

       Чтобы невольницами быть до конца —

      Чтобы быть носительницами огня

       (Красного огня сердец)

      С быстротой, что не смеет утомляться,

       И с болью, что не пройдет —

      Ты, что живешь – это мы знаем —

       В Вечности – мы это чувствуем —

      Но тень на том челе

       Дух какой разоблачит?

      Хоть существа, которых твоя Нэзасэ,

       Твоя вестница, ведала,

      Грезили о твоей Бесконечности

       Прообразе их собственной[12] —

      Воля твоя свершена, О! Господи!

       Звезда взнеслась высоко,

      Чрез сонмы бурь, но она парит

       Под жгущим твоим оком: —

      И здесь, в помысле, тебе —

       В помысле, что только и может

      Взойти до царствия твоего, и там быть

       Соучастником твоего престола —

      Крылатой Мечтою[13]

       Провозвестье мое даровано,

      Пока тайна не станет ведома

       В пределах Небес».

      Она умолкла – и схоронила потом

       горящую свою щеку,

      Смущенная, среди лилий там, ища

      Убежища от пламенности Его ока;

      Ибо звезды трепетали пред Божеством.

      Она не шевелилась – не дышала —

       ибо голос был там,

      Что торжественно преисполнял спокойный

       воздух!

      Звук молчания в содрогнувшемся слухе,

      Который грёза поэтов зовет «Музыкой сфер».

      Наш мир – мир слов: – Спокойствие мы зовем

      «Молчание» – которое есть простейшее

       слово из всех.

      Вся Природа говорит, и даже воображаемые лики

      Зыбят теневые звуки со своих привиденных

       крыл —

      Но ах! не так, как, когда в царствах выси

      Извечный глас Бога проходит,

      И красные тлеют вихри в небе.

      «Чту в том, что миры по кругам бегут незримым[14],

      Прикованы звеньями к малому строю,

       и к солнцу одному —

      Где вся моя любовь – безумье, и толпа

      Мнит,