Номенклатор. Книга первая. Игорь Сотников
начать не думать о тех последствиях, которые обязательно наступят для Плиния, если он сожмёт его хлипкую шею своими ручищами.
– У Аппендицита Полибия всегда было отменное воображение. – Опять мало что ясного говорит Плиний, заставляя ещё сильнее нахмуриться Марка Антония. И хорошо, что Плиний всё это видит по нему и оттого он пускается в разъяснение собою сказанного. – А теперь представь, Марк Антоний, что он может себе вообразить, глядя тебе в спину, находясь за твоей спиной? – Задаёт вопрос Плиний, всё же до конца не сообразив, с кем он разговаривает, и что тогда будет, если Марк Антоний, так уж получится, не сможет разгадать этого его ребуса, заключённого в этом его вопросе.
Но Плинию сегодня везёт, и Марк Антоний сумел уловить поданную им так закручено мысль, правда не так, как он своим приземлённым умишком рассчитывал. Так он собирался обратить внимательный и ревностный взор Марка Антония на тех своих близких, кто, когда находится у него на виду, перед его глазами, то сама покорность и послушность. А вот когда Марк Антоний по государственным делам надумает пойти в сенат, на форум, где его ждут не всегда приветливые лица сенаторов, всадников и может быть лицо самого Цезаря, со снисходительной улыбкой его встречающего и как бы милостивым взглядом ему красноречиво кивающего: «Дорогой друг, Марк Антоний, вот и наконец-то, ты пришёл. И теперь я не буду одинок в этом скопище посредственности», а Марка Антония, как правило, здесь встречает унылость и скукота сенаторских лиц, занятых только собой, да и новый Цезарь не питает к нему особенной привязанности и больше хмурится взглядом в его сторону: «А, явился, не запылился, Марк Антоний, не слишком благонадёжный для моей диктаторской власти человек. Надо поймать его на противоречивом слове и сгубить», то матрона Марка Антония, Антония, смотрит ему в спину не так уж и послушно, а она смотрит ему в спину принципиально по-своему и чуть ли не задумчиво.
И вот такие внушённые Плинием мысли Марку Антонию, должны были обратить его внимание и затем уже гнев безумия на Аппендицита Полибия, кто всем самим собой и вызвал в Антонии всю эту, не свойственную благочестивой матроне задумчивость. Где теперь он на пару с Антонией, за спиной Марка Антония воображают себе такого похотливого качества невообразимые поступки, но уже не только за его спиной, а в глубине покоев его спальни, что даже Полибию удивительно не видеть, как у Марка Антония ещё спина на этот счёт не чешется.
Но Марк Антоний, насчёт которого Плиний совершил такую грубую ошибку, не учтя его общественную и гражданскую позицию и столь большую его занятость и погружённость во все эти государственные дела, которые и оттеснили в нём все его приземлённые мысли, направив его ход мысли в эти высокие сферы, руководствуясь этими своими жизненными приоритетами с того времени, как только он пересёк рубеж седины на висках, то есть зрелого мужа, в момент закаменел в лице и схватился рукой за кинжал, спрятанный в одеждах тоги, как только услышал такие неприкрытые намёки Плиния на имеющий место заговор