Первая мировая война. Миссия России. Дмитрий Абрамов
указал он на раненую голову, – и все же, унтер, немедля идем, зальем за воротник.
– Да, но донесение хотя бы надо отписать, да вон его отправить, – поддаваясь уговорам Пазухина, ответил Космин.
Ему и самому не хотелось сейчас возвращаться на батарею.
– Давай же, отписывай скорее. Да не забудь отметить, что остаешься для дальнейшего выяснения обстоятельств боя, а возвратишься до 24 часов. А там мы тебе коня и гусара в сопровождение дадим. Туда-обратно, всего-то дел на полчаса!
– Будь любезен, Алексей. Подожди 5—10 минут. Я быстро черкну, и идем, – отвечал Космин, доставая пенсне, полевую книжку и остро отточенный карандаш.
Корнет же склонил в знак согласия голову, развернулся в сторону деревни, громко троекратно свистнул. Через минуту-другую к нему прирысил и радостно заржал его серый, белогривый жеребец.
Хлопнув дверью, Пазухин бесцеремонно ввалился в кухню большой украинской хаты, где располагались печь и стол. За ним почти незаметно и тихо проследовал Космин. В чистом, прибранном доме было по-летнему душновато. За добротным, выскобленным столом сидели трое офицеров-кавалеристов с саблями на боку и с синими просветами на погонах. Их фуражки были сняты и небрежно брошены, как и шинели на скамьи, гимнастерки и кителя расстегнуты почти до пупа, ремни амуниции ослаблены. В отдалении, за печью сидела старуха в серой длиннополой рубахе, голову которой покрывал цветастый платок, повязанный на украинский манер концами вверх. Старая слегка покачивала головой и что-то тихонько мурлыкала себе под нос. Темные глаза ее внимательно осмотрели вошедших. Она была боса, и Космин, случайно взглянув на ее стопы, увидел, что пальцы старческих ног были искривлены. У печи суетилась дивчина-молодка, также одетая в длиннополую домотканую рубаху, подпоясанную расшитым передником. Волосы были заплетены в косы, уложенные вокруг головы. С интересом взглянув на Пазухина, а потом на Космина, девушка быстро отвернулась и продолжала возиться у печи, доставая оттуда чугунки и крынки с каким-то варевом. Крышка одного чугунка сдвинулась. Запахло чем-то печеным, приятным и сладковато-вареным. Унтер вновь обратил свой взгляд на застолье. На столе стояла наполовину полная четверть мутноватого самогона, несколько стаканов, лежали ломти крупно нарезанного пшеничного хлеба, картофелины, сваренные в мундирах, стояли глиняные тарелки с салом, старыми солеными огурцами. Тут же по соседству с этой крестьянской снедью располагался куль оберточной бумаги с шоколадными конфетами, явно купленными в довольно приличном городском магазине, упаковка французского печенья и тарелочка с красным яблочным мармеладом. Заметив разнообразие закуски этого стола, Космин улыбнулся про себя и подумал: «Боже, чего только не увидишь на войне!».
– Позвольте войти и принять участие в вашем, такскать, собрании, господа-офицеры? – пьяно и наигранно, но не теряя чувства меры, спросил Пазухин.
– Не паясничай, корнет, ты уже вошел. Кого это ты опять притащил? – спросил молодой голубоглазый, светловолосый поручик с аккуратными усиками.
– Ба, артиллерист-реалист!