Воронята. Мэгги Стивотер
в роскоши – как виртуоз, которого сажают за рояль, едва он научится сидеть.
Адам, парвеню и самозванец, до сих пор боролся со своим неуклюжим местным акцентом и хранил мелочь в коробке из-под хлопьев под кроватью.
Стоя рядом с Дикланом, Девушка прижала руки к груди, в бессознательной реакции на мужскую наготу. В данном случае обнаженной была вещь, а не человек – кровать Ганси. Ничего, кроме кое-как застеленных двух матрасов на голой металлической раме, откровенно стоящей посреди комнаты. Полное отсутствие приватности придавало этому зрелищу нечто глубоко интимное.
Сам Ганси сидел за старым столом, повернувшись к ним спиной. Он смотрел в окно, выходившее на восток, и постукивал ручкой. Перед ним лежала открытой толстая тетрадь. Страницы были оклеены вырезками из книг и густо испещрены записями.
Адама, как это иногда случалось, потряс вневременной облик Ганси: старик в теле юноши или юноша с умом старика.
– Это мы, – сказал Адам.
Ганси не ответил, и Адам первым подошел к другу, который как будто ничего вокруг не замечал. Девушка издала несколько междометий, которые все начинались с «о». С помощью коробок из-под хлопьев, пластмассовых контейнеров и краски Ганси возвел в центре комнаты точную копию Генриетты, по колено высотой, поэтому гости были вынуждены пройти по Главной улице, чтобы добраться до стола. Адам знал правду: эти здания были симптомом бессонницы. Во время очередной бессонной ночи появлялась новая стена.
Адам остановился перед Ганси. Вокруг сильно пахло мятой: тот рассеянно жевал листок. Адам постучал по наушнику в правом ухе Ганси. Друг испуганно вздрогнул и вскочил.
– О… привет.
Как всегда, у него был вид героя всех американских войн – растрепанные каштановые волосы, прищуренные от летнего солнца ореховые глаза, прямой нос, любезно дарованный ему древними англосаксонскими предками. Буквально всё в Ганси говорило о доблести, власти и крепком рукопожатии.
Девушка уставилась на него.
Адам хорошо помнил, что при первой встрече Ганси показался ему устрашающим. Как будто их было двое – первый обитал внутри постоянно, а второй надевался сверху поутру, когда Ганси клал бумажник в задний карман брюк. Первый был беспокойным и страстным и не обладал никаким характерным выговором, а второй буквально источал скрытую силу и разговаривал с гладким, красивым акцентом, присущим выходцам из аристократических семей Вирджинии. Для Адама было загадкой, отчего две эти версии не совмещались.
– Я не слышал, как вы вошли, – сказал Ганси, и они с Адамом стукнулись сжатыми кулаками.
В исполнении Ганси этот жест был одновременно очаровательным и неловким, как произнесенная на незнакомом языке фраза.
– Эшли, это Ганси, – сказал Диклан приятным нейтральным тоном.
Таким голосом сообщают о торнадо и приближении холодного фронта. О побочных эффектах маленьких синих таблеток. О технике безопасности на борту лайнера номер 747, которым мы летим. Диклан добавил:
– Дик