Роза Ветров. Мариам Тиграни
– Только поздороваться.
– Полно вам, полно!.. – попенял дочери пальцем отец и сощурился. – Не буду я вас ругать… Хотя должен признаться, Вачаган джан, что, если бы на твоём месте был кто-то другой, я бы приказал спустить на него собак, а эту проходимку запер бы на хлебе и воде.
Нерсесян громко рассмеялся со своей, как ему казалось, искромётной шутки, а Вачаган ещё шире расплылся в улыбке, так что у него даже заболели скулы. Манэ держала оборону из последних сил – казалось, что она вот-вот лишится чувств! – а Гена, как назло, постоянно шептал: «Что он говорит? О чём вы?!». Армянину приходилось несколько раз многозначительно кашлять в кулак, чтобы заглушить его шёпот, но грек, как известно, никогда и никого не слушался. Часы в спальне Манэ пробили ровно десять.
– Сейчас и правда очень поздно…
Часы три раза отбили десять. Гюльбекян театрально зевнул.
– Я, пожалуй, пойду, Хорен Самвелович!..
– Ну, смотри, Вачаган Багратович, смотри! – всё веселился султанский ювелир, одной рукой поворачивая дочь к двери. – Что-то ты кашляешь сегодня много… Следи за своим здоровьем. Ты нам нужен живым!
Старик посмеялся в последний раз сам с себя и, ведя за руку перепуганную Манэ, вышел вместе с ней из спальни. Вачаган тотчас стёр с лица широченную улыбку и, собрав руки на поясе, чертыхнулся. Геннадиос, отряхиваясь, поднялся с земли и пробормотал себе что-то под нос по-гречески.
– Ты мой спаситель, филос! Сейчас бы бегал от собак…
– Да уж, – скептично причмокнул филос. – Стоило оно того, по-твоему?
– Стоило всей моей жизни! – горячо прошептал Гена и поднял взгляд на балкон, хранивший тепло и запах Манэ. – Ещё немного, и я бы её поцеловал!..
– Па!.. – громко фыркнул Вачаган и закатил глаза.
В ту ночь Манэ с трудом удалось уснуть. И не потому, что кофе, традиционно выпитое на ночь всем её семейством, слишком горячило кровь!.. Сегодня вечером в её сердце произошёл ощутимый раскол, а жизнь больше никогда не будет прежней. Белая перьевая подушка пропиталась слезами, так как осознание, что слишком сильно тяготило её сердце…
После того, как кириос Спанидас – этот обаятельный, очаровательный грек, зажигавший на её лице улыбку одним своим присутствием! – нарушил все запреты, чуть не перелез через балкон и признался ей в любви, она навсегда пропала. Она поняла, что отныне связана с ним особыми нитями, и эти связи никто не сможет разорвать… ни религии, ни деньги, ни их семьи!..
– Не знаю, что сегодня с печатью, но, куда ни глянь, одни кражи и убийства, – недовольно проворчал Хорен Самвелович, распивая утренний кофе и заедая его излюбленным рахат-лукумом.
Манэ вялым, неуверенным шагом вошла в гостиную, где её семья обычно обедала, и поразила родных мертвецкой бледностью лица да тёмными мешками под глазами. Мать и бабушка сразу же захлопотали вокруг неё, надеясь разузнать, что же так расстроило их «княжну». На вопросы «княжна» почти не отвечала. Завен – средний брат, который, в отличие от старшего, уже давно женившегося и проживавшего в Тифлисе, напротив, очень