Литературный оверлок. Выпуск №1 /2021. Иван Иванович Евсеенко
отработав, говорят им: несовместимые…
Каждому врачу надо пожелать такого. Каждому, такому же, как он сам, сукиному сыну! Потому что было. Было и в его практике такое.
Он хорошо тогда запомнил и помнит всю жизнь. Мать. Старушкой ему тогда казалась. Мать, потерявшая сына, подростка… Пришла на прием, села. Посидела молча. Он тоже помолчал. А что говорить-то? Тогда казалось – все вроде сделал. Казалось. Давно, в молодости. Ведь передал он больного, пацана этого, уезжая в отпуск. Отпускные в кармане, последний рабочий день, впереди поездка куда-то на юга, за границу. Молодость! Передал другому врачу: «Подозрительный, не диабет ли? Хотя сахара почти норма. Домой все просится парень. Не отпускай…» Передал и уехал, спокойный такой, веселый. И равнодушный. Тот врач принял его, но назавтра отпустил домой. В деревню. Там и умер парень. Диабетическая кома…
Посидела молча мать. Потом достала фото. Смешные такие тогда фото делали: напечатают снимки, а потом раскрасят. На фото – парень тот. Посмотрел он на него. И помнит вот до сих пор. Давно умерла уже та мать. А он помнит. Всю жизнь. Но не закончилась, оказывается, та история. Опыт этот послан. Оттуда послан. С той фотографии. Он понял.
Понял, но легче не будет, хотя все и встало на свои места. Каждому врачу желал он сейчас, горячо желал, хлебнуть сполна такого опыта со своими родными! Или уходить. Потому что нечего делать здесь нечестным. Нечего делать с формулой «меня на всех не хватит»!
И наконец диковато как-то подумалось, но совершенно спокойно: повезло. Хоть к концу своей врачебной практики, к концу жизни приобрести это. Ценное такое. Понимание. Повезло…
* * *
К городу подъезжали уже глубокой ночью. Сначала запахло сероводородом, обязательным при варке бумаги, потом замелькали дымящие трубы целлюлозного комбината. Покружив, поплутав по переулкам, технологическим трущобам, встали.
– Вы приехали! – с каким-то трагическим оттенком поставил точку уставший женский голос навигатора.
Потом долго звонили в закрытую огромную железную дверь семиэтажного корпуса. Затем экспресс-тест – проверка на коронавирус. Еще мучительные полчаса ожидания. А он снова, стоя на коленках в реанимобиле, все грел ее ледяные стопы. Говорил ей что-то нежное. Ему казалось, что слышит она, понимает его. Хотя одновременно четко знал, что после такого объема наркотических и обезболивающих – это давно уже медикаментозная кома. Потом в ужасе стал замечать, что у нее пополз зрачок: стал больше! Понимал, что гипоксия это, но все равно был на грани паники. Наконец дверь отворилась, и они, отключив ее от аппарата, на мешке, вшестером: хирург, анестезиолог, медсестра, шофер, Ромка и он – покатили тяжелую каталку.
Первое помещение с рядами стульев, как в кинотеатре, – видимо, для ожидающих, – показалось слабоосвещенным и было пусто. Он перехватил у застрявшего в дверях с носилками реаниматолога дыхательный мешок, подключенный к легким дочери, стал