Букринский плацдарм, или Вычеркнутые из списка живых. Вадим Барташ
крякнул Жангали. – Я бы на твоём месте также бы поступил.
– Ну а дальше, дальше, что? – переспросил ефрейтора Клыча взбодрившийся Армен Шафаров, у которого прошёл уже весь сон.
Клыч не сразу ответил. Он присел на корточки, сделал себе самокрутку, насыпал туда из мешочка махорки и закурил. Им запрещалось ночью на передовой курить, но уже светало, да и Дмитрий присел, и никто с немецкой стороны не мог заметить его огонька.
Наконец, после двух затяжек, Клыч продолжил:
– Катерина теперь моя супруга. У нас с ней трое детей. Две девочки-припевочки и мальчик. Они все сейчас в эвакуации, на Урале. Меня тоже с нашим заводом отправили туда же, но я отказался от брони, и два с лишним года уже воюю.
Немецкие позиции от наших окопов находились примерно в полукилометре, а кое-где сближались и до метров четырёхсот. Преимущество наших было в том, что они находились пусть и на небольшой, но возвышенности, однако на этом преимущества и заканчивались, потому что численный перевес был явно на стороне противника, и, к тому же, немцы накапливали свои силы и создавали перевес в пехоте, уже десятикратный, а в артиллерии он был ещё больший, ну а о тех же танках можно было ничего и не говорить. Тут преимущество у немцев составляло один к ста!
Наступило утро. Бойцы прикорнули на пару часов, а вот к Георгию сон не шёл.
***
Дом Георгия находился в далёком городе на Иртыше. Там, в Семипалатинске, жили отец, которого звали Марком, сестра Лида (она была старше Георгия на год и один месяц), а ещё там же поблизости проживали и два его дяди, Николай и Константин, и тётя (её звали Зоей). И была у Георгия ещё одна тётка, но она перед войной сразу после замужества умерла. Она угасла от чахотки.
Отец в 1942 году овдовел. Мать Георгия в 1941 году свалил первый сердечный приступ, и врачи ничего не смогли поделать. Лида и Георгий были очень близки к друг другу. Лида со смертью мамы стала вести хозяйство и одновременно училась на финансиста, а уже в 1943 году она написала, что стала работать, и её направили в соседнюю область. Отец, Марк Кириллович, не был мобилизован, так как был в годах, а помимо этого у него были золотые руки, и он являлся слесарем высшего разряда, и его талант использовали на военном производстве, на линии, где производились какие-то детали для гранат.
«Ну как вы там, мои дорогие? – вывел первую строчку Георгий. – У меня всё хорошо. Мы под Киевом. И, думаю, скоро освободим этот город от фашистов. Вчера переправились через Днепр. Большего написать не могу. Как там Лида, сестрёнка моя любимая? – рука Георгия замерла и перед его мысленным взором предстала Лида, Лидочка, его Лидуша, любимая сестрёнка. Светловолосая, смешливая, всегда доброжелательная. Они были с ней с детства не разлей вода. Лиду родители называли ласково «горлицей», а Георгия «соколом ясным». Вспомнив это, Георгий невольно заулыбался. Ему ещё много чего надо было написать родным.
Глава пятая
Георгий любил зиму и снег. Любил бор, который обступал его родной старинный город, стоявший на Иртыше. Но особенно он любил, когда сосны укрывались