Затянувшийся отпуск с черной кошкой. Александр Сеземин
на легком ветерке завитушками белой бересты. Сверху свешивались длинные тонкие ветки, усеянные резными остроконечными листьями, между ними проглядывали длинные желтые сережки. Ветки раскачивались, словно распущенные волосы, слышался тихий шепот:
– Чужой, чужой, чужой, чужой…
– Человек, человек, человек, человек…
– Враг, враг, враг, враг…
– Страх, страх, страх, страх…
Летело от одного дерева к другому и разносилось по всему лесу.
Невольно я остановился. Лес насторожился, притих и ощетинился, не ощущалось движения воздуха, смолк и птичий гомон.
Сделав над собой усилие, я подошел к ближайшей тоненькой березке, затрепетавший при моем приближении. Прикоснулся ладонью к ее стволу – не бойся, я не принесу вреда, постараюсь не нарушить покой, просто пройду через лес. Это были даже не слова, скорее мой эмоциональный настрой, я попытался передать его дереву. Некоторое время ничего не менялось. Вдруг я ощутил движение воздуха, словно вздох облегчения пронесся по лесу. Качнулась ветка моей березки и мягко прикоснулась к моей голове – мы верим, проходи.
Тропинка чувствовала себя здесь вольготно, беспрестанно петляла, изменяя направление, бежала от одной березки к другой. Наверное, люди, околдованные красотой рощи, не спешили уходить из этого места и гуляли меж стволами, стремясь продлить очарование. Так и тропинка пролегла без определенного направления, под ногами шуршала перепревшая листва, изредка хрустели тонкие сухие прутики, упавшие с деревьев. Я шел не спеша, дышал лесным воздухом, особым грибным запахом, касался руками тонких прохладных стволов. Деревья успокоились и больше не трепетали. Я ощущал пульс соков, протекающих от корней к вершинам, громадную силу растительного мира.
Скоро я окончательно потерял направление движения.
Впереди наметилась небольшая ложбинка, тропа спускалась в нее и терялась в траве. Здесь было прохладно и сыро, рос папоротник, а по сторонам примостились небольшие елочки, случайные гости. Внизу блеснула вода, мелкая темная лужа, и я увидел следы пребывания человека, кто-то заботливо перекинул доску через это препятствие, доска была еще светлой, не прогнившей. Воодушевленный таким открытием – люди были близко, – я смело пошел по доске. Она прогибалась под моим весом, даже скрывалась под водой. Потревоженная черная жижа, пузырясь, хлюпала и не желала отпускать доску обратно. Поднявшись по противоположному краю ложбинки, я остановился. Впереди между березами появились просветы, лес заканчивался. Но пройти пришлось еще с полкилометра, пока стена деревьев не расступилась. Лес остался за спиной, я обернулся и попрощался с ним.
Над миром
Неширокая опушка леса, на которую березки не смели вступить, уходила в обе стороны и терялась, а передо мной земля неожиданно обрывалась, синяя даль вечернего неба занимала все видимое пространство, путеводная тропинка убегала вперед и пропадала за краем.
Я сделал несколько шагов до края высокого обрыва, крутой