Затянувшийся отпуск с черной кошкой. Александр Сеземин
хватит, теть Шур, – запоздало среагировал я. В тарелке дымилась гора вкуснятины. – Ой, извините, – смущенно вырвалось у меня.
– А что такое? – удивилась она.
– Да назвал вас…
– Ой, да что ты! Вот как назвал, так и будешь называть теперь, так на сердце легло, – довольно подвела итог хозяйка. – А я только рада буду.
Примостив сковороду на деревянной подставке, тетя Шура тоже уселась за стол.
– А вы что же не едите? – спросил я с набитым ртом.
– Да мы недавно ужинали, чай только попьем, – ответил Степаныч.
Хозяйка в это время наливала заварку из расписанного в красный горох чайника в такие же чашки, подставляла их под носик самовара, поворачивала резной медный краник и доливала кипяток. Запах смородины, малины, мяты наполнил комнату. Из чашек хозяева наливали чай в блюдца, брали их двумя руками, подносили ко рту и шумно втягивали обжигающий напиток. Закусывали чай медом из стеклянной вазочки.
Я даже перестал жевать и завороженно смотрел на эту картину.
– Ты че? – спросил Степаныч, ставя блюдце на стол и доливая чай из чашки.
– Хорошо у вас, – признался я и неожиданно добавил: – Душевно.
– Ты нажимай, нажимай, не стесняйся, – как будто не услышав мои слова и кивая на тарелку, заметил Степаныч.
– Вот огурчики и свежие, и малосольные, помидорки, зелень, – добавила тетя Шура.
Я с прежним рвением принялся за еду. Тарелка пустела.
– Картошки еще подложить? – предложила хозяйка.
– Ой, нет, все. Спасибо. Наелся до отвала. – Я отодвинул тарелку и расслабленно откинулся на спинку стула.
– На здоровье, – тетя Шура смотрела на меня светящимися, добрыми глазами. Степаныч тоже довольно кивнул и улыбнулся.
Мы еще долго пили душистый чай. По примеру хозяев я наливал его в блюдце, осторожно, чтобы не расплескать, двумя руками подносил ко рту и медленно втягивал в себя ароматную жидкость. Пар от горячего чая поднимался, очертания комнаты колебались, становилось еще уютней. Из стеклянной вазочки ложкой брал светлый липовый мед, он тянулся за ложкой, обрывался, и я быстро отправлял его в рот. Мед приятно растекался внутри, наполняя меня вкусом липового цвета.
Неловкость от встречи с новыми людьми прошла. Казалось, я знал Степаныча и тетю Шуру давно, был у них не первый раз.
Мы почти не говорили. Я чувствовал симпатию хозяев к себе. Сам я будто оказался дома, в своем далеком детстве, у своего дедушки. Может, они тоже видели во мне кого-то другого, а может, истосковались в одиночестве и надо было излить накопившуюся, неистраченную доброту и ласку.
Как такое могло произойти? Я, случайный гость, чужой для них человек, но нас притянуло и связало друг с другом. Каждый нашел то, чего ему не хватало.
Было далеко за полночь. Глаза начали слипаться. Тетя Шура, заметив мое сонное состояние, спросила:
– Ну что, спать?
– Да, давайте. Устал.
– Ложись здесь, – предложил Степаныч,