Апостолы и грешники. История одного побега. Александр Куприн
а остальные три четверти просто не работали до поры, а может, и вовсе отсутствовали. При этом тетка была позитивная и относительно честная. С ней хорошо каталось на пляжах недорогих пансионатов. Мы начинали в буру или секу, причем при каждом сбросе или повышении ставки она взвизгивала своим фирменным, негромким, но очень въедливым голосом. За визгом следовала россыпь прибауток. Все это притягивало отдыхающих, они вваривались в игру. Через некоторое время я подавал ей сигнал, и Духовка уходила вдоль пляжа метров на двести-триста к следующему санаторию и там терпеливо ждала, когда и я перебазируюсь. И все повторялось. В конце дня она получала свои 20 рублей, пихала их в лифчик и семенила к Курортному проспекту на автобус, чтобы завтра в назначенное время образоваться у обговоренного пансионата. Была в ней маленькая тайна. Не тайна даже, а так – загадка. Назначишь ей, к примеру, быть к полудню у пансионата «Рыбак Заполярья», а в силу бессонницы или там несварения желудка придешь туда в десять – вот она, Духовка, смиренно сидит на лавочке. Ждет, словно она прямо тут и ночевала. Впрочем, к недостаткам ведь такое не отнесешь, правда?
Так вот о Папе. Случился у него день рождения. И, как это бывает у приличных, уважающих себя колпачников, отмечал он его в ресторане гостиницы «Приморская». Меня не звали, но так получилось, что я уже был там – Жора Похуйдым отужинать пригласил. Как Жорик обрел такую погремуху, мне неизвестно. Видно, когда-то это была его любимая присказка, но как только она стала официальной кликухой, он ее из своего лексикона удалил навеки. По крайней мере, я этого слова никогда от него не слышал. Однако удалить слово из лексикона и удалить кличку из оборота братвы – совершенно разные вещи. На памятнике слово «Похуйдым», конечно, не напишут, но погоняло свое Жорик будет носить, пока не смежит веки. Ничего тут поделать нельзя.
А кличка, скажу я вам, огромное значение имеет! Вот Историю КПСС у нас в универе преподавал пророкуренный сморчок с засаленными локтями бессменного пиджака. Фамилия его была Макеев. И вот что удивительно – как только мы начали называть его на оксфордский манер – МакКеев, старый пень волшебным образом преобразился! Бубнить он перестал – можно было уже разобрать речь, вдруг выпрямилась спина, и даже пиджак был перелицован любящей супругой. К моменту сдачи госэкзаменов иначе как Лорд МакКеев его никто не называл. Не удивлюсь, если сейчас он носит монокль, трость и костюм-тройку. Вот и Жорик своей кликухе вполне соответствует – лишнего в голову не берет, о пустяках не заботится, в волнениях-переживаниях не замечен.
Братва нам руками машет – отказать неловко. Перешли за стол к Папе – сидим, закусываем. Под занавес подошел я к имениннику и говорю:
– Слушай, Папа, нехорошо как-то получилось, но ты не думай – есть у меня для тебя подарок!
– Ай, перестань, Студент, слышь! Какой подарок? Выпей,