Война и потусторонний мир. Дарья Раскина
но… – он прочистил горло, – невеста предпочла другого.
Иверия потыкала взглядом, будто саблей, – в темную макушку, в глаза, где-то около шеи и, удовлетворившись, указала на пару кресел у камина:
– Садитесь. – Устроив руки на подлокотниках, она коротко улыбнулась – без искренности или теплоты, лишь для этикета. Говорила медленно и негромко: привыкла, что все подождут и прислушаются: – Ваш приезд – неожиданность. Живые гости к нам редко жалуют… – она сделала выразительную паузу, – по собственной воле. Какая же дипломатия привела вас в Потусторонний мир?
– Письмо от императора Александра. – Петр протянул помятый и – к своему стыду – слегка влажный конверт.
Иверия сделала вид, будто не заметила: как ни в чем не бывало сломала печать и принялась читать и вновь опалила холодною, но при этом такой красивою улыбкой.
– Император поздравляет меня с победой и объединением Потусторонней России, – сказала она, откладывая бумагу на чайный столик. – Весьма учтиво с его стороны.
Петр склонил голову.
– Я же возьму на себя смелость поздравить вас с грядущею свадьбой.
Иверия усмехнулась:
– Егор выболтал? Этот мальчишка… – Лицо ее впервые смягчилось, она словно разрывалась между недовольством и любовью к непоседливому чаду. Но строгость скоро вернулась. Императрица вздохнула, оглаживая пальцами подлокотники кресла: – Что же, моя свадьба не секрет, я и в самом деле беру себе жениха. Право слово, я не любительница официальных привязанностей, но здесь приходится признать прозорливость Кощея, он знал, как подкупить меня прочностью мира между нами… Ну да это неважно, до свадьбы еще есть время. Сейчас отдыхайте, князь, бал вот-вот начнется.
Она наклонилась, накрыла руку Петра длинными пальцами. Прикосновение обожгло холодом, кожа будто гжель – бело-прозрачная, с синим рисунком вен. Неужели все-таки покойница?
Петр сидел, не смея двинуться, а Иверия все не убирала пальцы, и чем дольше их руки соприкасались, тем удивленнее она выглядела, будто собственная жажда тепла приводила ее в растерянность.
Раздался оглушающий треск: это белка разгрызла очередной орех и заботливо устроила его на вершине горки. Императрица отдернула руку и поднялась, показывая, что разговор окончен.
– Всемилостивейшая государыня, – вскочил Петр, опомнившись. – От императора Александра есть еще письмо…
– После. Все дела – после бала. – Глаза Иверии нехорошо блеснули: – Сегодня будет длинная ночь.
Императорский потусторонний бал ни в чем не уступал лучшим петербургским приемам наподобие вечеров у Вяземских, Карамзиных или Шерер. Оркестр играл Моцарта и Вебера, на специальных столах теснились блюда с оформленными на французский манер закусками, а уж нарядам юных (и не очень) прелестниц позавидовали бы даже столичные модницы: летящие платья с завышенной талией, подхваченные широким поясом и смоченные водой для пущей прозрачности, тонкие панталоны, что больше показывали, чем скрывали,