Трудармия. Повесть. Александр Вегнер
словно бичом щёлкнула среди птичьего гомона.
Все мгновенно стихли. Не понимают, серьёзно спрашивает или шутит.
– А вы из Москвы? – посмотрели, как на чудо.
– Из Москвы.
– Из самой Москвы? – восхитилась Эмилия. – А как вас зовут?
– Ольга Цицер.
– А меня Эмилия. Миля.
– Вот и познакомились, – сказала Фрида. – Давайте-ка печку затопим, да чай вскипятим.
Жарко горят дрова в печке. Стучат колёса. Приспособили на печку ведро с водой. Ждут, когда вскипит. А уже и есть хочется. Не пора обедать? – Раз хочется, то пора.
– Ну-ка, доставай кружки! – командует Фрида. – Получай кипяток!
Попили кипятка. Каждому досталось всего по кружке, но по намёрзшемуся телу сразу пошло тепло. Мария достала кусок хлеба с холодной, картошиной, свареной в мундире.
– Сейчас бы стол, вообще ехали бы как в плацкарте…
А в три часа встали на неизвестной станции. Дверь открылась.
– Принимай обед!
– Так вы и обедом будете нас кормить?!
– А как же: раз в день положено горячее питание.
На вагон почти двухведерная кастрюля супа. Не ахти какой суп, но картошка в нём есть, и крупа, и даже капельки жира на поверхности золотятся.
Если так дальше пойдёт, можно жить.
Трое суток стучали колёса. Иногда в их перестук вплетался металлический звон: знали – едут по мосту. Кое-где стояли подолгу. Тогда кто-то из начальства приходил с охраной, выпускали из вагона по двое.
На четвёртые сутки среди ночи почувствовали – поезд сбавляет ход. Вместо тук-тук-тук, тук-тук-тук, колёса стучали: тук… тук, тук… тук. Всё тише, тише. Потом: у-у-у – загудели тормоза, и качнуло вперёд. Встали. Кто-то бежал вдоль состава, хрустя снегом. Дверь отъехала. Пахнуло холодом.
– Выходи из вагонов!
Неужто приехали?! Нервная дрожь спросонья. Темно – хоть глаз коли.
– Господи, зажгите же кто-нибудь спичку. Шаль не могу найти.
– Тётя Эмма, да вот же она, вы её под голову клали.
– Ах, да…
Женщины-трудармейки быстро собираются: суетливо заталкивают в мешки и рюкзаки свои платки, куски хлеба про запас – и все вместе – к двери. Внизу белый снег – прыг в него.
– Ой, нога-а!
Вверху чёрное небо. Ни луны, ни звёздочки. Тишина.
Откуда-то с края земли:
– Ту-у-у – паровоз.
– Где мы? Батюшки! Ни людей, ни строений. В степи выгрузили!
Время встало. Живы ли? Глухота.
– Ух – порыв ветра в лицо и грудь. Ледяной. Со снегом.
– Ах, Мария унд Йезус!
Вздрогнули – лязг железный. Их поезд тронулся. Зачем? Сейчас бы в вагоны, к железным печкам! Ещё вчера вечером было так хорошо, уютно, так угрелись.
– Постойте! А мы?
Но вагоны – мимо. Тёмные, с нагретыми местечками. Как родные дома – в никуда. Навсегда. Какое сиротство! Эшелон ушёл, как жизнь. Вокруг ветер и глушь. А за путями-то не степь – фонарь горит, башня водонапорная. Ещё дальше – пакгаузы. Окраина какой-то