Ярый Жан. Алексей Степанов

      Она могла легко вмешаться,

      Легко по счету рассчитаться

      И запросто замять вопрос.

      И все ж сильней была обида.

      Со лба откинув прядь волос,

      Решила юная Киприда[26]:

      Нет, ты моих не стоишь слез.

      Попал, ну, значит, поделом.

      В конце концов, он был не с нею.

      Я ж так, читатель, разумею:

      Кто хочет денег, бьет челом.

      Но Жан боялся. Не отказа,

      Не слов мерзавец иль зараза

      И не того, что пропадет.

      Он дурою считал Настасью

      И был уверен: «Не поймет».

      Вот так нередко в одночасье

      Людей неверный вывод ждет.

      Не разумом – гордыней судим,

      Забыв про заповедь творца.

      Судом своим, судом глупца [27]

      И сами впредь судимы будем.

      Он вышел прочь, тая обиду,

      И все ж, не подавая виду.

      Низами заложило уши.

      Осадок гадкий, пустота.

      Две накурившиеся туши

      Ныряли в речку у моста.

      Девицы, продавая душу,

      Беспечно прыгали в машины,

      Где дерзкий доблестный Кавказ

      Уговорит девиц на раз.

      Не то что русские мужчины.

      Он так устал, хотел домой.

      Но он не дома, бог ты мой.

      Попал, да как, на всю катушку.

      Жить негде, пьяный, денег ноль.

      Ему бы мягкую подушку.

      Сам виноват, ну что ж, изволь,

      Найди себе еще подружку.

      Не убежать ему домой,

      Без денег вариантов мало.

      По набережной брел устало

      И был Москве совсем чужой.

      Дождь. Показался шпиль вокзала.

      Шел час – ни много и ни мало.

      Забрал из камеры пожитки.

      Уселся в пассажирский зал.

      Его, промокшего до нитки,

      Печальный утренний вокзал

      Спокойно принял, за ошибки,

      Как мама в детстве, не ругал.

      Не докучал моралью строгой.

      Простите, Пушкин, ради Бога

      Что, подражая, фразу взял.

      От холода стального кресла.

      Стучали зубы, ныли чресла.

      Уже в слезах его глаза.

      А может, это просто дождь?

      Да нет же, детская слеза.

      И бедного котенка дрожь,

      Что умоляет небеса,

      Когда, его лишая жизни,

      Бросает в воду живодер.

      А он, судьбе наперекор,

      Хлебая воду, гонит мысли.

      Что все, конец, и не дано…

      Но кем так было суждено?

      Да что нам Жан, плевать на Жана!

      Кем рос, кем вырос, тем и стал:

      Бесстыжей похотью, болваном!

      Но в нем от страха погибал

      В угаре муторном и пьяном,

      Котенок – милый, добрый мальчик,

      Талантливая простота.

      Божественная чистота

      Внутри кричала: «Ты обманщик!»

      Все мы, когда на грани краха,

      Когда душа дрожит от страха,

      Когда