Ярый Жан. Алексей Степанов

      Флирт обернулся искушеньем,

      И ты отбросила сомненья.

      Забыла непокорный нрав.

      Причин весомых не имея

      Но все ж, его за руку взяв,

      Поцеловала и, краснея,

      Его лишила всяких прав.

      «К чему ненужные вопросы

      Они – как гром средь бела дня…

      И ускользаю из-под носа,

      Зачем тебе как звать меня?

      Быть может потерять боишься

      Все, чем изрядно тяготишься?»

      Откройся, дай ему визитку,

      Кто знает – может, это он.

      Зачем же так рубить навскидку?

      Не оставляя телефон,

      Надежду превращая в пытку.

      «Ну, будь что будет», – положила

      Карман увидев пиджака,

      Тихонько женская рука

      Свой номер, имя… И застыла.

      Еще безвестное герою,

      Читатель, имя я открою.

      Звалась она Анастасией.

      А поезд скоро прибывал

      В столицу матушки-России,

      На старый, суетный вокзал.

      Но если б вы меня спросили,

      Что Настей двигало тогда,

      Я б не нашел для вас ответа.

      Любовь, по замыслу поэта,

      Была загадкою всегда.

      Но странность эту поведенья,

      Друзья, поймете без сомненья,

      Как дочитаете роман.

      Узнав причины, не ропщите

      На мой несовершенный план.

      И за ошибки не взыщите.

      Я поэтический смутьян.

      Пишу стихами, излагая

      Собранье мыслей не своих

      И прилагательных чужих,

      Мазню романом называя.

      Когда страна осталась сзади,

      Москва в причудливом наряде

      Герою радовала глаз.

      Летели мимо электрички.

      «Встаем, санзона через час!»

      Не выспался, и по привычке

      (Она преследует и нас)

      Спросонья свой Facebook читает.

      Какие сообщенья шлют.

      На автомате пять минут.

      И следом новости листает.

      Не торопясь, слезает с полки

      Любви вчерашние осколки

      Тревожили его слегка.

      Лишь не прошло недоуменье.

      Она смотрела свысока.

      Казалось даже, что с презреньем.

      А он, включая дурака,

      Сидел, отчаянно зевая,

      Фасады сталинских домов,

      Витрины и горбы мостов

      Через окошко изучая.

      Что поражало – суета!

      Сновало все туда-сюда,

      Вперед-назад, как заводное.

      Единый сложный механизм.

      Богатое и деловое.

      Ни дать, ни взять – капитализм.

      И он подумал: «Все чужое».

      Сидел, Москвой заворожённый,

      Смотрел в окно, ее забыв.

      Вбирал столичный креатив,

      Не замечая взгляд влюбленный.

      На чашку кофе, сигарету,

      Желанье есть – минуты нету.

      Едва успел матрас собрать,

      Вернуть