Мисс Бирма. Чармен Крейг
что-то твердое – ствол дерева; сосновая кора, каждая неровность на ее поверхности напоминает его шее, запястьям и щеке, что он все еще жив. Они могли бы быть каренами, эти люди, приходит ему в голову. Такие обыкновенные, такие привычные, почти знакомые лица, искаженные напряжением и яростью. Но мысль мелькнула и исчезла. Они не люди. Они пересекли грань, отделяющую человеческое, обратились в нечто иное. Солдаты вытащили длинные мечи и принялись размахивать ими, выкрикивая не то оскорбления, не то вопросы, а магнолия за их спинами роняла дождевые капли, словно оплакивая жизнь Бенни, передавая ему последний привет.
Бог любит каждого из нас так, будто каждый из нас – единственный.
Ему вдруг отчаянно захотелось покаяться – перед Кхин, перед Луизой, перед мамой, которая так умоляла его быть осторожным. Слишком поздно махать кулаками – они крепко связаны за спиной. И когда животный страх колкими мурашками расползся по коже, а сердце взвыло от дикого желания жить, острия мечей засвистели над его головой, и он закрыл глаза, и весь мир затопила скорбь.
– Это было так странно, эта внезапная тишина, – рассказывал он Со Лею шесть месяцев спустя, в феврале, когда вновь настали сухой сезон и жара, а его друг вернулся в Кхули перевести дух перед переброской на линию фронта.
Со Лей присоединился к каренским ополченцам, возглавлявшим борьбу против японцев в восточных горах, и исполнял обязанности временного командира их нерегулярного подразделения, которое ожидало помощи от британцев, – те со дня на день должны были сбросить им с самолета оружие.
– Я подумал: вот она, смертная тишина, – продолжал Бенни. – Или нет, не так. Подумал, это тишина предчувствия смерти, когда пропало все, кроме этого жуткого ожидания, когда понимаешь, что конец совсем близок.
Со Лей искоса глянул на него. Они опять сидели на берегу ручья, и опять был вечер, как перед уходом Со Лея в Мандалай, и вновь Бенни наблюдал, как друг скрывает свои чувства, перебирая пальцами камешки. Есть в нем какая-то застенчивость, робость, подумал Бенни. Сдержанность, нежелание говорить прямо, смотреть в глаза другому человеку. Может, именно поэтому его друг не решился завести семью?
– В какой момент ты понял, что они там? – спросил Со Лей. И запустил плоский камешек подпрыгивать по поверхности воды.
– Не знаю. Помню, подумал, что тишина стоит уж слишком долго. Боялся открыть глаза. А потом потрясение, когда увидел их, почти окруживших японцев и дерево, к которому я был привязан. Все карены – вся деревня. И Кхин с детьми впереди – Джонни на плече, Луиза прижалась к ноге, с этими ее роскошными локонами и бездонными глазами. И ужас на лице Кхин.
– Расскажи подробно.
Откровенность просьбы Со Лея заставила Бенни по-новому взглянуть на друга. Или ему лишь померещилось очень личное, давно дремлющее волнение в его тоне?
– У нее иногда такое лицо, – начал Бенни задумчиво, но при этом с отчаянной решимостью, будто, ухватив нить, он должен торопиться, чтобы выяснить, куда же она ведет,