На орбите судьбы. Наталья Антарес
таким же безжизненным тоном уточнила я, прислушиваясь к своим внутренним ощущением и с ужасом диагностируя у себя прилив кощунственной радости.
– Заражение крови после газовой гангрены, – коротко бросила мама- учительница и отсоединилась, а я осталась наедине с охватившим меня чувством облегчения.
Это была высшая стадия эгоизма, гиперболизированная и раздутая до размеров дирижабля, запредельная жестокость, помноженная на уродливую деформацию способности к сопереживанию и состраданию, но я осмысленно шагнула за грань, и меня это не испугало, лишь чуточку покоробило, а потом и вовсе резко отпустило. Нет Стаса, нет героина, нет прошлого – примитивная логическая цепочка. Я боялась, что не смогу начать новую жизнь, если мне придется вновь столкнуться со Стасом, я боялась, что не сумею отказать именно ему, когда в его руке обязательно появится шприц.
Наркоманские семьи – это квинтэссенция самораспада. Соскочить с иглы реально только вдвоем, завязать поодиночке столь же невозможно, как и выдувать мыльные пузыри в открытом космосе. По моим наблюдениям, ангел-хранитель не зря являлся небесным созданием мужского пола – парни спрыгивали с героина гораздо чаще и успешней. Не знаю, уж какими мотивами руководствовались жены и подруги законченных наркоманов и объяснялось ли их абсолютное самоотречение высокими чувствами или бабьей глупостью, но эти самоотверженные женщины безоговорочно швыряли на алтарь свои искалеченные жизни, нередко взамен получая черную неблагодарность и целый букет разноплановых болячек. На мой взгляд, конкретно подфартило тем наркоманам, которые до полной потери человеческого облика успели подцепить нормальную девчонку, до сих пор помнящую, каким ее муж был до героина и изо всех сил старающуюся вернуть эту порой, к сожалению, безвозвратно потерянную для общества личность. Кому-то это удавалось, а кто-то сам скатывался в пучину созависимости.
Я не хотела и не могла быть для Стаса в равной степени как «нормальной девчонкой», так и «боевой подругой». Я до сих пор ощущала себя некомфортно при одном лишь упоминании о героине, и сама остро нуждалась в адекватном окружении, так что известие о смерти моего бывшего сожителя неожиданно дало мне надежду на безгероиновое будущее. Истинный наркоманский эгоцентризм, он в крови, он в каждой клеточке, он неизлечим и неистребим, но то, что я так охотно констатировала у себя его наличие, уже показалось мне хорошим признаком.
В память о Стасе я позволила себе на секунду приоткрыть завесу прошлого, однако, нахлынувшие воспоминания, внезапно оказались эффективнее любой антинаркотической блокады. Я вдруг почему-то вспомнила именно тот момент, когда мы со Стасом жестоко подрались из-за дозы дезоморфина, и он с размаху приложил меня головой о дверной косяк, а сам наглухо заперся в ванной, казнил себя там с полчаса, а после того, как не сумел попасть ни в одну вену, вынужден был просить меня поставить его в шею. Его левая рука уже