Безлунные ночи. Аглая Тураева
дерева упал, и пришлось его отодвинуть нагинтаной. Юноша трясся на каждом шагу, и Янаги позволила опереться на себя всем весом. Дышать нечем. Взгляд безбожно плыл. Воздуха не хватало. Жар становился столь нестерпим, что каждый шаг даже через толстые подошвы гэта обжигал ногу. Словно разгневанный Император сбросил солнце с небес, чтобы оно пожрало всю Тенгоку, всех тех, кто отнял у гневного бога его сына…
Когда ноги Янаги переступили порог кухни, она не поверила своему счастью. Онна-бугэйся вдохнула так глубоко, что стало больно. Ноги подкосились, и Янаги упала на колени. Рядом рухнуло тощее мальчишеское тело. К ним тут же подлетели слуги – Ноюбуки, муж Макото и тот старик. Янаги хотели поставить на ноги, но она отмахнулась.
– Живая, – хрипло выдохнула она. – Не помру. Помогите парню, пока он не задохнулся…
Что-то запершило в горле, и Янаги мучительно закашлялась. Когда приступ кончился, она выдохнула и едва не расплакалась от облегчения. Зрение вернулось к ней, и свежий воздух перестал причинять боль при вдохе. С Джито возился старик – он непонятно откуда взятым ножом разрезал одежду юноши, и теперь Ноюбуки и отец Джито лили на обожжённую в нескольких местах кожу воду. Макото поднялась с земли и тут же подбежала к сыну, расплакавшись, наверное, ещё больше. Но теперь вместо ужаса на лице её радость.
– Что с ним? – спросила Янаги и поднялась, опираясь на нагинтану. Ноги держали плохо, так, словно она не быстро вошла и вышла из кухни, а дошла до самой столицы пешком, навьюченная камнями. – Жить будет?
– Да, ожоги несильные… мальчика будто сам Саку-Тайо от огня закрыл. В таком-то пожарище… – старик махнул рукой.
– Но ожоги лечить надо. Здесь есть лекарь? – громко спросила Янаги.
– Господин Кагура, – сказала одна женщина, зябко кутающаяся в юкату. – Он служит господину Цуси.
– Да хоть ёкаям, – отмахнулась Янаги. – Беги к этому Кагуре и скажи, что надо посмотреть мальчишку с ожогами. Заплатит Ганкона. Живо!
Женщина кивнула и вместе с ещё тремя зеваками ушла куда-то в сторону, туда, где разбуженные господа Цуси уже фонари в своём доме. Макото держала голову сыну на коленях и гладила его опалённые перья с такой нежностью, что Янаги что-то кольнуло. Может, будь её мать жива, и её хохолок бы так гладили. Отец любил её, но никогда не нежил её и не баловал. Прежде всего Янаги – онна-бугэйся и воин, но иногда и ей хотелось побыть просто любимой дочерью.
– Мой мальчик!.. – запричитала Макото, когда Джито слабо закряхтел и приоткрыл глаза. – Мой глупенький птенчик… Вот тебе урок, чтобы впредь не шатался по чужим кухням! Ты меня до смерти напугал!
– Больше никого не осталось? – Янаги большим пальцем указала себе за спину. – Все живы, все здесь?
– Госпожа, поберегите себя! – осадил Ноюбуки, подавал ей руку, позволил на неё опереться. – Всё равно ничего уже не спасти…
Янаги обернулась и обомлела. Теперь зарницы было