Рождённый в чужой стране. Время перемен. Лев Воронцов
это было: провокация или начало открытого конфликта?
Всё произошло достаточно быстро, и окружающие могли ничего не заметить.
А недруг мой уже мчался вниз по лестнице.
Закончив возиться с обувью, я спустился в столовую. Там, оглядевшись, пришёл к выводу, что устраивать разборку в присутствии санитаров и ещё двух пациентов, выполнявших функции надзирателей (местные за глаза называли их вертухаями[19]), будет чревато проблемами. Ясно одно: если этот литрболец и впрямь нацелен помериться достоинствами, то сегодня вечером дело дойдёт до рукопашной.
Но судьба и медперсонал всё решили за нас: пациентов, находившихся в карантинной больше недели, перевели в другие палаты. Моего врага отправили в седьмую.
Идти на чужую территорию и качать там права было бы откровенной глупостью как с его, так и с моей стороны. Конфликт перешёл в стадию замороженного.
Подведём итоги дня… Иерархия в карантинной палате строится по тем же принципам, что и в тюремной камере. Вежливость здесь наверняка примут за слабость, так что интеллигентские замашки лучше оставить в стороне.
Наркоманы и алкоголики будут прессовать бесхребетных. То, что я готов дать ответку, окружающие уже поняли. Это мне в плюс. Но есть ли резон первым кидаться в драку? Больница не рядовая, и есть риск угодить в палату для буйных. А если вдобавок напичкают седативными препаратами, то от характера и вовсе ничего не останется. Понять бы, где та граница, переступать которую не сто́ит!
Завтрашний день наверняка принесёт ответы на эти вопросы. Будем надеяться, что безболезненно…
А с заведующей я закусился совершенно зря. Во-первых, следует решить проблему с военкоматом. Во-вторых, я хочу понять: что же на самом деле происходит в моей голове?
Значит, придётся налаживать с ней отношения.
До отбоя оставалось часа два. Чтобы убить время, расписали с соседями по палате партию в тысячу.
Пришёл в себя наркоман, поступивший чуть раньше меня. Сарафанное радио в отделении работало хорошо: открывший глаза, но толком не оклемавшийся после реланиума парень ещё только пытался сесть, а рядом с ним уже нетерпеливо переминался с ноги на ногу Евсеев. Однако добиться чего-нибудь вразумительного от собрата по несчастью Евсей не смог: очнувшийся отвечал односложно и часто невпопад – сказывалось остаточное действие успокоительного.
Передачи с воли в этот день Евсей тоже так и не дождался.
В половине десятого настала пора готовиться ко сну.
Местный туалет оказался подобием сельского клуба. Здесь постоянно толпился народ: одни разговаривали «за жизнь», другие курили, третьи использовали помещение по назначению – справляли естественные потребности в чаши «Генуя», стирали носки, чистили зубы, умывались.
Тереть что-то с постояльцами отделения у меня не было никакого желания. Поэтому я, завершив все гигиенические процедуры, вернулся в палату. Лёг на свою койку и укрылся одеялом.
Медсестра объявила отбой, погасила свет и заперла решётку на замок.
Засыпая,
Вертухаями на уголовном жаргоне именуются тюремные надзиратели.