Рождённый в чужой стране. Время перемен. Лев Воронцов
закрываешь?!
Приглядевшись, я узнал парня с татуировкой паука на плече. Значит, это тот самый «Ромка», который сцепился с надзирателями.
– Ты под одеялом лежишь, а я к утру под этой простынкой от холода ласты склею! – ответил я.
– Лысый, отдай ему своё одеяло, – приказал Роман.
Сосед справа безропотно выполнил команду.
– И на том спасибо, – сказал я, ложась и укрываясь. – Так в самый раз.
Я уже почти уснул, когда один из обитателей буйной решил повторить мою попытку – встал и направился к окну.
– А ну, ляг! – приказал ему Роман.
– Холодно очень, – пожаловался долговязый коротко остриженный псих в полосатой пижаме. – Закрыть нужно…
Я узнал его по голосу – тот, что настойчиво просился утром в туалет.
– Упади обратно, я сказал!
Сумасшедший подчинился, но вскоре поднялся снова. Я отметил, что он вообще часто и настойчиво просится куда-нибудь или пытается что-то сделать. Не дойдя до окна, он отлетел назад, размахивая руками, – Роман, не вставая, нанёс ему два мощных удара ногой. Один в бедро, другой в живот. «Аргументы у него… сильные!» – подумал я и провалился в сон.
Лев. 22.08.1997
Утром я вернулся в карантинную. Несколько человек поинтересовались, как мне спалось. Ответил, что нормально. После завтрака взялся за учебник в надежде найти хоть что-нибудь о расстройстве множественной личности. Судя по оглавлению, интересующая меня информация могла в нем быть только как вторичная, дополняющая сведения об особенностях восприятия нормальных людей. Я отрывался от книги, только если происходило что-то заслуживающее внимания: прибытие очередного постояльца или, например, стычка между Шестаковым и долговязым военкоматчиком.
Первый был напорист, но пропустил несколько ударов в голову. Второй отбивался, пытаясь удержать дистанцию.
Впрочем, драка не продлилась и минуты. В палату на шум заскочила медсестра и остановила потасовку: Шесту пригрозила переводом в буйную, а долговязого отправила в коридор, под свой присмотр.
Шест, не удовлетворённый результатом разборки, мерил шагами свободное пространство и цедил:
– Я ещё доберусь до этого козла…
– А давай его на пару отфеячим? – поддержал кореша Татарин. – Приборзел пацан. Вдвоём легко одолеем. Для начала звякнем его хлебалом о дужку кровати! А потом он у нас будет из угла в угол без крыльев летать!
Я пробежался взглядом по лицам военкоматчиков. В их глазах читалась боязнь оказаться следующей жертвой. И ещё тихая радость, что на месте долговязого сейчас не они.
Когда страсти немного поутихли, Шест притащил в палату шестиструнную гитару. Играл он плохо, а пел ещё хуже. И репертуар был так себе.
Минут через пятнадцать силы у него иссякли и эстафету перехватил Дима-студент. С «Группой крови» и «Звездой по имени Солнце» на фоне Шеста он смотрелся просто отлично.
– А ещё что-то из Цоя можешь слабать? – насели на Диму соседи.
– Могу, – ответил он. – Но в основном из последних альбомов.
– А