Чудище Хоклайнов. Ричард Бротиган
чего нанимала мексиканку, чтобы та смотрела за детьми, и уезжала в Лос-Анджелес, где, произведя с собой физическую и духовную трансформацию, превращалась в очень дорогую девушку по вызову, специализирующуюся на экзотических удовольствиях для тех мужчин, которым для исполнения изощренных фантазий нужна красивая женщина.
Она делала все, чего хотели мужчины. Они платили ей сто долларов, а иногда и больше, за то, что она давала им возможность чувствовать себя комфортно и не стыдиться своих желаний, – если же мужчины хотели, наоборот, почувствовать дискомфорт, она и это делала, и иногда ей платили дополнительно именно за то, что она позволяла им почувствовать себя дискомфортно.
Элизабет была высококвалифицированным специалистом, работала три месяца в году и делала на этом деньги. Потом возвращалась в Биг-Сур, распускала по плечам длинные волосы, вела жизнь, наполненную физическим и духовным созерцанием, и не переносила, когда убивают живых существ.
Она была вегетарианкой. Яйца – единственная ее слабость. Во двор, где играли ее дети, часто заползали гремучие змеи, но она их не трогала.
Старшему ребенку было одиннадцать лет, младшему шесть, и змеи вокруг водились в изобилии. Они приползали и уползали, словно мыши, но никогда не прикасались к детям.
Ее муж погиб в Корее. Больше о нем ничего не известно. Она переехала в Биг-Сур после его смерти. Она избегала о нем говорить.
Мы ехали к ее дому. До него было двенадцать миль по шоссе и потом еще несколько вдоль темного каньона. Приходилось внимательно следить за дорогой. Здесь очень легко пропустить нужный поворот. Наша максимальная скорость по автотрассе составляла двадцать миль в час. Мы доехали до ее дома, остановили машину, Ли Меллон вылез, а я слез. Мы были слаженной командой.
Между деревьев мы увидели длинную веревку с бельем. Ветра не было, и оно висело неподвижно. Во дворе были разбросаны игрушки и стояли декорации, которые дети соорудили для какой-то игры из песка, оленьих рогов и ракушек, но игры настолько странной, что никто, кроме самих детей, не мог бы объяснить, что это такое. Возможно, это вообще была не игра, а ее могила.
Машины Элизабет не было. Тишину нарушали только куры за загородкой. Там с важным видом и производя много шума, расхаживал петух. Дома никого не было.
Ли Меллон смотрел на петуха. Сначала он решил его украсть, потом решил оставить ей на кухонном столе деньги и записку, в которой сообщалось бы, что он покупает петуха за такую-то сумму, потом он решил, что ну его к черту. Пусть петух остается с ней. Он слишком велик для Ли Меллона. При этом все происшедшее происходило только у него в голове, поскольку Ли Меллон не произнес ни слова.
Наконец он заговорил и вымолвил:
– Никого нет дома. – Это и спасло петуха, которому предстояло теперь жить долго, умереть своей смертью и быть похороненным в могиле детской игры.
Конец $6.72
Когда мы вернулись к себе, и Ли Меллон вылез из грузовика, а я слез, стало заметно, что в глотке Ли Меллона угнездилось желание выпить. Мысли о хорошей