Шанс. Кейси Эшли Доуз
бы он стоит с плакатом: «Я рано начал лысеть и это меня чертовски унижает всякий раз, как я вижу свое отражение, потому я выкинул все зеркала из своего дома».
По мне – облысение не самое худшее. Скверно, конечно, но вряд ли оно может быть причиной стыда, пока по земле ходят такие парни, как Вин Дизель и Джейсон Стейтем. Зависит все от того, как ты сам воспринимаешь эту ситуацию. Обриваешься налысо при первых намеках на плешины и делаешь вид, будто это твой выбор и ты Мистер Крутой Парень, или же причесываешь три волосины в сторону, тщетно имитируя отсутствие проблемы, даже когда она блестит почище, чем лакированные туфли президента.
Конечно, может об этом легко рассуждать, имея густую черную шевелюру, однако, признаться, я довольно рано договорился с собой на этот счет. Дело в том, что мой папаша – тот еще мудак – облысел очень рано. Умер он тоже рано, но это его уже не печалило – а вот облысение он воспринимал совсем не стойко. И вбил мне этот комплекс с детства. Когда все боялись остаться девственниками и комми6, я в свои двенадцать чертовски боялся облысеть и просматривал каждое утро свои волосы так часто, что удивительно, как они от одних этих процедур не повыпадали раньше времени.
А потом я узнал, что, оказывается, в 80% случаев алопеция это генетическое, и если рано облысел отец – практически наверняка так же рано начнет лысеть и его сын. Это в свое время вогнало меня в настоящую агонию.
А потом я смирился с этим, как с неизбежным. Кажется настолько, что если бы однажды лет в 17 заметил, как за ночь оставил половину своих волос на подушке – лишь невозмутимо бы пожал плечами, как бы говоря «ну, наконец-то, а то я уже начал волноваться».
Но вот мне 32, а мои волосы все в таком же порядке, как и моя форма. Кажется, они отказались выпадать мне назло. Я так этого ждал, что эффект неожиданности мог получиться бы, только если бы они не выпали. А, будучи такими же вредными, как мой папаша, им хватило одной этой причины, чтобы уперто остаться восседать на моей голове.
Вот кассир, видимо, все-таки почувствовав мой взгляд, оборачивается. Смотрит на меня с некоторым подозрением, словно я какой-то призрак. Мне хватает мгновения, чтобы понять его замешательство – наверняка, один из кассиров единственного магазина в городе, знает наизусть не только всех местных, но и всех постоянных зимних приезжих. И теперь, наверное, он пытается разобраться сам с собой: новенький я или просто у него начальная стадия склероза?
Отвечаю ему легким кивком и, взяв корзинку на входе, прохожу к стеллажам. Он сопровождает меня взглядом до того момента, пока я могу остаться в поле его зрения. Видимо, мой кивок не навел его ни на какие мысли и он все еще в подозрениях.
А быть может, ему просто интересно меня было порассматривать.
Прохожу, лениво оглядывая стеллажи со специями, полуфабрикатами. Потом заворачиваю, совершенно не понимая, что я ищу и где это находится, на следующем углу. Попадаю в великое множество различных сортов мяса и колбас. Чуть подумав, беру парочку хороших стейков, после чего еще замороженную семгу.
Жаргонное название «коммунистов» в США.