Оборотни. Очерки притворства и приспособленчества. Гавриил Яковлевич Кротов
было встретить известного сотрудника ЧК, которого он видел только мельком. Каково же было его удивление, когда он узнал в нём того самого нищего, правда, одетого теперь в безупречно подогнанную кожаную тужурку, галифе с леями4 и щегольские сапоги. Юрьев доложил ему о наблюдениях Гани. Рогачёв встал и горячо пожал мальчику руку.
– Это хорошо, что ты разоблачил меня. Хуже было бы, если бы я попал в руки к этим «крестьянам». Давай теперь, браток, вместе сотрудничать. Возьмём под наблюдение этого «крестьянина». Тебе будут помогать, но знать будешь только меня, и то через рыбака на стрелке, где будешь и ночевать. Ни к ЧОНу, ни к дому близко не подходи. Нет у тебя ни близких, ни знакомых.
Пять дней бродил Ганя по базару и городу в рваной одежде, дрожа совсем не притворно. Но это не охлаждало его рвения. Да и лишения не были таким уж необычном состоянием – наоборот: нищенство оказалось сытной и лёгкой жизнью. Главное – он учился глядеть и видеть.
Но кто-то видел больше него. Кто-то сумел разгадать в странном крестьянине полковника Мезенцева. Кто-то сумел разгадать коварный план восстания, назначенного на первое мая. Кто-то сумел застать врасплох штаб повстанцев и арестовать главарей. После чего рабочие отряды и ЧОН разбили отряды «зелёных», и в округе наступило спокойствие, которое позволило расформировать ЧОН, заместив его частями военкомата и народной милицией.
Ганя ушёл в «запас», но был вознаграждён сверх всяких ожиданий. Рогачёв вполне официально вручил ему сверкающий никелировкой смит-вессон и выдавал по десятку патронов в неделю, принимая зачёты по стрельбе. Сам он стрелял из нагана виртуозно.
Военком Королёв разрешил Гане практиковаться в верховой езде на своём англо-арабе Зевсе, когда его выводил на корде старый ремонтёр. Иногда он брал Ганю коноводом, если предполагал застрять, а коня надо было вернуть в военкомат.
По понедельникам Ганя являлся на полигон, получал обойму патронов и карабин, участвовал в стрельбах.
В начале июня он снова был «мобилизован».
Отряд по сбору продразвёрстки и организации советов отправлялся в рейс от Бухтармы5 до Зайсана6. Командиром отряда был Королёв, комиссаром – Юрьев, уполномоченным Совдепа – Ганин отец.
Это была великолепная школа классовой борьбы. Юрьев заботливо учил видеть добрую душу простых людей, чёрствую душу богачей и робко-неустойчивую душу людей «благородного труда».
Но описывать это нет смысла. Это прожитый этап истории. Время и люди имели тогда свои особенности, которые неприменимы к вам7 и к вашему времени – кроме того, что свойственно всем людям всех времён.
Пробивший лазейку
Против Ганиного дома, чуть наикосок, на другой стороне улицы жили муж и жена Боярские. Был у них единственный сын, работавший учеником экспедитора на железной дороге. Краса и гордость родителей, не сумевших пробиться в люди,
Нашивки из тонкой кожи, сукна или замши на кавалерийских брюках в местах, соприкасающихся с седлом при езде.
Река в районе Южного Алтая, приток Иртыша.
Город и озеро на Южном Алтае.
Обращение автора к детям, к следующему поколению.