Оборотни. Очерки притворства и приспособленчества. Гавриил Яковлевич Кротов
был приказчик,
Отправлял вагоны,
Стал потом я прапорщик,
Золоты погоны.
Но пришли большевики,
Слетели погоны,
Благо ноженьки легки —
Кто меня догонит.
Боярский как в воду канул.
Во время поездки с продотрядом, в захолустном, отдалённом городке Большенарымске, Ганя увидел Боярского в должности секретаря волостного исполкома. Юрьев выслушал сообщение Гани и вызвал председателя волисполкома, который дал самую лучшую характеристику:
– Боярский – голова! Самородок! Во всех вопросах разбирается. На нём всё дело держится. А ведь простой человек, уроженец Секисовки. Отец до сих пор пастухом работает. Не сумлевайтесь, свой человек.
Но «свой человек» ночью бесследно исчез.
След его обнаружился в Семипалатинске, откуда на запрос ГПУ сообщили, что Боярский служил в должности заведующего паспортного стола Губадмотдела. Прошёл проверку госаппарата, признан социально близким Советской власти. Уволился по личному желанию. Адрес нового местожительства неизвестен.
Проверкой ГПУ установлено, что много паспортов было выдано по подложным справкам и присвоенным документам, в числе них были установлены личности офицеров местной команды, матёрые семёновцы и анненковцы.
Задержанные оборотни не отрицали своей связи с Боярским и его связи с работниками профсоюза, которые снабжали его профсоюзными билетами и карт-бланшами. Но эти оборотни были мелочью. Они наивно старались скрыться на заимках, где встреча с охотниками-промысловиками (а на базаре и с земляками) была неизбежна. Сам Боярского найти не удалось.
Хоть ты и в новой коже, но сердце у тебя всё то же
Ганя не помнил его фамилии, но человека запомнил навсегда. Мог бы даже нарисовать портрет этого прапорщика с кудрявыми чёрными волосами, затянутого в кавалерийскую венгерку, в кожаных перчатках, не с нагайкой, а с изящным стеком в руках. Он приветливо шутил с женщинами, толпившимися у ворот крепостной тюрьмы, и с нижними чинами. Но все знали, что стек не был просто красивой игрушкой: гибкий стальной сердечник, сплетённый хромовыми ленточками, рассекал тело до кости.
Каково же было удивление Гани, когда этот красавец явился в класс в качестве учителя физики. Он сразу же завоевал расположение учеников стройностью изложения материала и удачно вставленной шуткой. Но когда он чертил на доске схемы, Ганя видел в его руке стек.
В разговоре с начальником ГПУ Ольгой Липкиной Ганя признался, что ему трудно учиться у этого белогвардейского офицера, но Липкина объяснила:
– Сами знаем. Он не из злостных. На учёте состоит, отмечается аккуратно, работает охотно и добросовестно, да и социальное происхождение у него не дворянское. У белых он был чужой, со временем наш будет совсем. А нам надо учиться. Учиться у врагов, чтобы отнять у них это превосходство в знаниях…
Правда,