Оборотни. Очерки притворства и приспособленчества. Гавриил Яковлевич Кротов
в которую он влюбляется (очередная эксцентричность).
С такими победами А возвращается в лоно семьи, порвав отношения с Б, стяжавшей лавры Мессалины. Родители, как люди передовые, смиряются (скрепя сердце) с выбором сына, утешая себя тем, что «светскость» они сумеют привить его избраннице, потому что её простота слишком примитивна в условиях высокопоставленного общества.
Сирена мещанства поёт свои песни…
Трубадур изящной жизни вышел из леса, где скрывался, как когда-то скрывались зелёные от белых и красных – в ожидании времени, когда они смогут устроить свою красивую жизнь.
Он живёт среди потомков Якова, Колмогорова, наследников Юрьева, Мельникова, Мелашкина, и они видят его.
Видят, но замечают ли мутное пятно оборотня?
А должны бы заметить. Должны бы, заметив, указать.
Вот каким увидел его Победитель, сын Крепости Духа (Габриэля), и мы словно слышим голос панночки11: «Слышу, что она здесь. Мне тяжело, мне душно от ней… Отыщи её, парубок!».
Из письма Победителя, сына Габриэля
«Москва, 2 сентября 1966 года.
Был я у П. Опишу всё подробно.
Созвонился с ним, приехал, по его приглашению, к нему на дачу. Остановился у калитки, ведущей в аккуратненький сад. Прямо напротив – веранда, где сидели невысокий седой человек и две узеньких низеньких старушки. Ели. П., заметив меня, встал, пошёл встречать. Открыл калитку, поздоровался – и сразу же повёл наверх, в рабочую комнату. Комната – чистая, картинная. Большое окно. Напротив – камин с остатками пепла. Стол невдалеке от окна, заложенный листами, рукописями и книгами. Несколько низких креслиц, книжный шкаф, с «работами», книгами. В углу, на стене – голова лося, ружьё. По стенам – картины и эстампы.
Он, оказывается, думал, что ты – Яков Васильевич, а не сын его. Того он знал лично, описал его внешность (мне она знакома по фото), и всё говорил, каким деятельным человеком был Я.В.
…Расспрашивал меня о тебе, хотя, по-моему, рассчитывать на его помощь не стоит. Прочёл письмо и начал говорить. Долго и довольно самовлюблённо. О том, как он занят, о том, сколько ему приходит писем, о том, сколько людей предлагают ему материалы, о том, что он не гонится за скрупулёзностью, о праве художника переделывать факты во имя высоких замыслов. Заодно о том, сколько его издают и каким признанием он пользуется. Он, очевидно, опасался того, что ты жаждешь печататься, жаждешь упоминания в его книгах. Я убедил его, что это не так.
Он интересный человек и отнёсся ко мне (и к тебе) с большим вниманием…
…Взял твою машинопись «Три поколения», обещал тщательно, с карандашом прочесть, надеясь не только дать отзыв, но и почерпнуть что-то из прочитанного (я ему сказал, что второе-то и важно). В общем, в конце октября он вернётся в Москву, и я с ним снова встречусь. Возможно, что он напишет тебе…».
План Пастухова-Суханова
Вспомним
Из повести Гоголя «Майская ночь, или Утопленница».