Сумасшествие, коронавирус и прочие сомнительные прелести путешествий. Сборник рассказов. Андрей Юрьев
отхлебнув чай, сказал вдруг Дерюгин.
Молчавшая уже минут как десять, Зинаида, подняла взгляд от планшета. В ее антрацитовых глазах читалось недоумение.
– Так вы посмотрите, кого они ростют! – Дерюгин вытер пот со лба платком и бросил его на стол рядом с допотопным мобильником в засаленном чехле, – Это ж просто уму недостижимо!
Поезд тронулся, Зинаида посмотрела в окно на проплывающий мимо заснеженный бетонный забор депо и снова уставилась в планшет. А Дерюгин продолжил монолог, несмотря на демонстративное отсутствие интереса попутчицы. Ему бы со сцены в сельском клубе монологи читать. Бровями шевелит, глазами вращает, голосом черти что вытворяет. Актер, да и только.
– По воскресеньям я у нас в парке газетку читаю на скамейке, – улыбнулся Дерюгин воспоминаниям, – Занятно, верите ли… Белочки скачут, люди интеллигентные проходют… Иногда. Но вот представьте такую закрутку, – Дерюгин хлопнул рукой по столу, Зинаида крупно вздрогнула, но взгляд не подняла, – Собачонку малую ведут на поводке. Порода непонятная, а хозяйка вся в своих, понимаете ли, девичьих мечтах. Такая дерганая… – Дерюгин со свистом прихлебнул чаю, – Это я про собачку, не про хозяйку. Она ведь почему лает на всех? – Дерюгин поднял прокуренный указательный палец в воздух, – Потому в ужасе она и от парка, от прохожих всяких, да и похоже от всего мирозданья. Сложное оно все для ее крохотного собачьего мозга. То-то же…
Дерюгин немного помолчал, глядя в стол. Рассмеялся.
– Вот будь ты такой крохой, ты бы тоже гавкала на всех! Правильно? – Дерюгин наклонился к Зинаиде в попытке заглянуть в ее планшет. По мере движения его головы, угол наклона планшета неуклонно менялся, не давая ему совершить задуманное. В точке, когда двигаться дальше стало уже неприлично, Дерюгин замер, дернул поросшим седым волосом кадыком и откинулся назад. Зинаида быстрым движением достала из стоящей у нее на коленях сумочки флакончик с духами и пшикнула в воздух. По купе поплыл приторный карамельный аромат.
Дерюгин не то хихикнул, не то кашлянул и продолжил рассказ: – Ну так вот… Навстречу идет пацан лет пяти, за ним его батя, борода и очки. Я к тому времени газетку уже прочитал, наблюдаю. Мне-то с одного взгляда стало понятно, добром не кончится. Это ж надо психологию понимать! Как опасливо ребенок пошел, видно, что боится, как собачка к земле опускается и хвостом крутит. А хозяйке лимонадово, плетется себе сзади, ножки иксиком, на голове панама, в мыслях черти что, и борода эта с очками тоже себе ворон считает, телефоном в кармане теребонькает. Стало быть, собачка бросается на мальчика, лает почем зря. И с остервением таким недетским, знаете ли! Мальчик в слезы, папа в крик. Хозяйка за поводок тянет. Все в шоке. Папа хватает ребенка на руки и проходит мимо отворачиваясь от собачки спиной. А глаза то у него, господи! Огромные! Как у Киркорова. Обиженные. И все. Понимаете ли вы это? – последние фразы Дерюгин почти выкрикивает, потрясая кулаком в воздухе, – Понимаете? Кем этот мальчик у него вырастет, а? – Дерюгин махнул рукой.
– А что он должен был сделать? –