Противоположности. Александр Фарсов
запах, заполняющий все вокруг, от которого стало тяжело дышать. Никогда прежде Боровский не чувствовал такого, поэтому вдыхать кислород ему было тяжело, его грудная клетка сжалась, а сердцебиение участилось. Не успел он опомниться, как силуэт безжалостно проткнул ему грудь насквозь, оставив страшную полость, через которую ручьями побежали реки крови, окрасившие воду и небо в алые цвета.
От такого шока Боровский проснулся, налившись холодным потом, струящимся из него. Тут же он схватился за грудь, проверяя есть ли дыра там, где должно быть сердце. «Это был сон? Слава Богу. Он был такой реалистичный, будто и не сон вовсе… ай, в груди щемит», – скручившись, пробубнил он, прижавшись мордой к одеялу.
После такого дурного пробуждения, желание нежиться у Саши совсем пропало, поэтому он ушёл завтракать, чем сильно удивил матушку и сестру. Когда он вошёл в обеденную, Таня рассказывала о письме, которое прислала двоюродная сестра Надя. Увидев Боровского, она удивилась и сказала:
– Саша, неужели ты пришел позавтракать? Или слуги опять забыли перевести часы?
Он ответил приятной улыбкой и сел подле.
– Где отец? – поинтересовался он, приступив к еде.
– У него важные дела, полагаю, что к вечеру должен вернутся, – сказала Любовь Макаровна.
– Как жаль, что не сможем проститься, – он произнёс это с раздражением и даже гневом.
– Не злись на отца, прошу тебя.
– Что ты, матушка, я уже давно не гневаюсь. Экипаж готов?
– Да, отец перед отъездом распорядился, чтобы твои вещи были сложены. Он просил передать, что предварительная оплата за дом внесена, а деньги на личные расходы и жизнь у Марьи Петровны пока лежат… – тон её был холоден, – позже заберёшь. За дом платить более не надобно, так как мы сами будем этими делами заниматься, чтобы тебя лишний раз не обременять, – она выдержала паузу и, взглянув на сына, нежно продолжила. – Ещё одно, Саша, но это уже моё наставление, веди себя достойно… меня и отца не позорь, будь стоек и умерен. Не блуди и пиршеств не устраивай, хоть знаю я, что не в характере это твоём, но всё же говорю, чтобы ты знал. Во всём прислушивайся к Марье Петровне, она женщина мудрая.
Пусть вместо теплых материнских прощаний, он услышал холодные нравоучения, это его не расстроило. Саша привык, что мама выражала любовь не через милые слова. Он улыбнулся.
– Я тебя услышал и уверяю, что пиршества мне безынтересны… на таковые я уже насмотрелся, а блуд, по моему скромному мнению, дело жалкое и бесполезное.
– Ты даже не представляешь, как радостно слышать такие слова материнскому сердцу, всё же воспитали мы тебя подобающе, – чуть прослезившись, сказала она.
– Воспитала, прошу заметить. Не дели свои заслуги с ним.
– Будет тебе, – отмахнулась она, – отец твой тоже много старался для твоего развития. Всё твоё образование его заслуга.
– Всё мое образование заслуга гувернёров, что он ко мне направлял. Ах, давай