Пыль, пепел, кровь и песок. Елена Версэ
четкое разделение: слуги для него оставались слугами, притории – приториями, а ашесы – ашесами. Отцу это нравилось, Чиаро откровенно бесило. Второй сын Владыки не любил делить всех и вся на черное и белое. Ведь цвета имеют свойство перемешиваться и меняться, а уж люди – тем более.
Помнится, он ответил тогда брату:
– Я услышал твое предупреждение. Но ответь мне на вопрос: если ты всегда делишь людей по крови, то как ты можешь доверять безопасность своего Царства наполовину бастарду?
Нааяр тогда невнятно хмыкнул, а Чиаро еще раз убедился в бессмысленности каких-либо доводов.
– Ну что ж, Массимо, – Тансиар попытался улыбнуться, но вышло совсем не радостно, – поступай, как велят тебе Вечность и Вечные Силы. На все их воля…
– Нет, повелитель. – Неужели Гаэтано впервые сказал слово поперек слова Альентэ? В это верится с трудом.
Взгляды двух эбенцев пересеклись. Один испытывающий и умеющий быть ироничным, другой – твердый, спокойный, уверенный.
– Не их и даже не моя. Только твоя, повелитель. Твоя и ничья больше.
Синее, серое, белое и – золотое. Вдали вздымаются, замыкая круг, горы в тумане, а на фоне неба – нерушимые стены. Римериан. Теперь он за спиной. Пурпурные флаги со Звездой и шитые серебром стяги с соколом развеваются над головами выстроившихся в ряд конников. Тучи прорезает свет обоих солнц, падая наклонными лучами. Ветер гонит облака, треплет знамена, а солнца путаются в них, будто пытаются разглядеть, узнать, запомнить каждое.
Конница пронеслась по узкому мосту и пересекла последнюю черту обороны. Всадники вырвалась на открытое пространство и один за другим замерли в пыли, поднявшейся из-под десятков копыт.
– Повелитель! – окликнул своего господина Гаэтано, нагнав его на резвом скакуне.
Полководец обернулся на зов и осадил своего разогретого скачкой Ньевэ. В блестевших диковатых глазах белогривого жеребца норова было не меньше, чем у его хозяина. Бунт, буря, пожар, сама стихия, казалось, были заключены в этом четвероногом. Вот он вздыбился на задних ногах, умудрившись вытянуться чуть ли не в свечу, но Чиаро с легкостью осадил бунтовщика. Это не было неповиновением, скорее, выражением неодолимой жажды жизни, о которой полководец знал и за которую прощал своему любимцу все его выходки.
– Они так и не пришли… – Массимо не стал пояснять, но Тансиар понял без лишних слов: пятидесятник имеет в виду людей Эдэрэра и обещанное подкрепление.
– А ты ждал их? – Какие злые у повелителя глаза! Но цвет они не поменяли.
– Нет, повелитель… – Массимо поежился от взгляда Альентэ, но возразить не успел или не смог, а тот коротко усмехнулся:
– Вот и славно. – На лице сына Владыки играла жестокая улыбка. Он предполагал, что так будет? И был к этому готов? – Мы здесь для того, чтобы драться, и бой нам сегодня обеспечен. Чего еще можно желать?
Действительно, чего?
Гаэтано склонил голову в молчаливом согласии, не переставая верить в то, что Наследник выполнит данное слово и пришлет помощь – ведь им не удержать