Союз и Довлатов (подробно и приблизительно). Михаил Хлебников
которая проводилась после смещения Хрущева в октябре прошлого, 1964 года. Прокофьев считался его сторонником и стал удобной ритуальной искупительной жертвой со стороны ленинградской партийной номенклатуры. Конечно, внешне инициаторами смещения Прокофьева были его коллеги-писатели. Один из «грехов», который инкриминировался свергнутому секретарю – участие в расправе над Бродским. К власти пришли как бы либеральные силы – писательскую организацию возглавили Михаил Дудин в качестве первого секретаря правления и Даниил Гранин, избранный вторым секретарем. Понятно, что начинать свою деятельность с ссылки Ефимова, как и любого «прогрессивного автора», никто не собирался. Наоборот, умеренное обновление и омоложение.
А теперь несколько деталей о том, как технически был подготовлен прием. Вступить в ряды советских писателей можно было при наличии значимых публикаций, а самое главное – двух выпущенных книг. Валерий Воскобойников рассказал поучительную историю совместного с Ефимовым вхождения в литературу:
В 1963 году мы впервые напечатали в журнале «Костер» по рассказу и тут же были подвергнуты разносу после знаменитого мартовского идеологического пленума, где Хрущев громил абстракционистов в лице Андрея Вознесенского и Эрнста Неизвестного. А следом в Петербурге на секции детской литературы погромили и наши рассказы. «Погром» кончился забавно: редакторы «Детгиза» позвали нас с рукописями в издательство.
Позволю себе в очередной раз не согласиться с мемуаристом. Погром, пусть даже и закавыченный, вряд ли мог закончиться приглашением в издательство с рукописями. Отметим также большую разницу между громкими событиями в столичной культурной жизни, которые «аукались» еще очень долго в судьбах очень разных людей, и полудомашними посиделками на городской секции детской литературы. Полагаю, что были высказаны ритуальные замечания: «отчетливей показать», «сделать правильный акцент», «развернуть» и т. д. Не следует считать приглашение в издательство «забавным», почти водевильным недоразумением. Шел плановый набор новых авторов, в ходе которого с претендентов сбивали возможную спесь, обкатывали, чтобы те знали, что такое литература и кто есть кто в этом волшебном мире. О том, какие настоящие «забавные случаи» встречаются на пути рукописи к советскому читателю, Довлатов успел рассказать много.
Еще один момент, опровергающий воспоминания Воскобойникова, – свидетельство нашего главного мемуариста – Игоря Ефимова. Правильнее сказать, отсутствие свидетельства. «В связи времен» подробно перечислены все факты угнетения писателя советской властью. Погрома в детской секции там просто нет. Кстати, пунктирно о Воскобойникове. «Погром» отозвался необычно в судьбе молодого автора. На долгие годы он стал достаточно узким специалистом и развлекал детей «среднего возраста» весьма средними же сочинениями вроде «Солдат революции. Фридрих Энгельс: Хроника жизни». В новые времена Валерий Воскобойников переключился