Непрекрасная Элена. Оксана Демченко
насколько это верно. Однако я с некоторых пор полагаю, что умею разворачивать из ворсинки света генную структуру. Мне для этого надо всего-то коснуться чужой кожи.
Жарко. Пульс разгоняется. В книгах предков написано, что люди могут одновременно думать одну мысль, мы не многозадачные, но мы легко переключаемся. То есть… они, наверное так надо думать. Я держу два или три потока мыслей. Сейчас, если открою глаза, смогу видеть настоящий мир, но и генное дерево тоже. Правда, меня затошнит еще сильнее. Лучше уж не проверять свою многозадачность. Я думаю о ней просто так, отвлекая себя от боли и сомнений.
Щенок жив чудом. Он – на краю. А я даже не полноценный врач. Да будь я лучшим из врачей, что изменилось бы?
Лучше попробую влиять на генное дерево. О том мире ничего не знаю, он вроде сказки, так что я охотнее и легче верю в чудеса там, вне привычного.
Итак, дерево. Доверчивое, как малыш-щенок. Оно готово показать себя целиком! Я ощущаю «кору», слышу шелест «листвы», обоняю запах «плодов»… А вот и подробности искажений проявляются: по стволу и ветвям зачернели спёкшиеся язвы и наросты, легкая гниль обозначилась вкусом на языке.
Мое восприятие ничуть не похоже на генные карты предков, даже на самые лучшие – цветные и объёмные. Не похоже на доступные современным диагностам три упрощенные проекции фрагментов тех древних карт. Это вообще… другое. Если подумать, вряд ли это дерево можно объяснить наукой предков. Оно просторнее и сложнее. В нем больше искусства, чем науки. Вот почему я надеюсь на чудо.
Если дерево – рисунок, пусть даже цветной и объемный, я могу в нем кое-что исправить: стереть, дорисовать, поменять.
«Кистью выведено в едином движении высшего, совершенное и законченное, недвижное и полное движением»…
Так писал о дереве Чтец Кан.
Тонкая старая книга сама собою оказалась у меня в руках, так я помню. Мне тогда исполнилось семь. Я уже тогда любила читать, и в библиотеке меня никто не искал… То есть меня вообще никто не искал, но там я могла не замечать этого. Книга упала с верхней полки. Я подняла и пролистала. Сразу поняла: видеть генную карту – это «дар чтеца». Обрадовалась, ведь я такая не одна, и это даже не уродство, это дар…
Едва ли не единственный Чтец, известный людям Пуша, якобы был основателем первого легендарного города. Нам даже на уроках истории о нем говорили. Мол, жил в первый век нового времени некий Чтец Кан. Умел разделить население на людей и мутантов без ошибки, лишь раз дотронувшись до кожи. Люди были ему благодарны…
В тонкой книге, которая упала мне в руки, было написано иначе. Я долистала до последней главы, прочла и оледенела, и забыла дышать.
«В возрасте пятидесяти трех лет был сожжен на поле перед воротами нового города. После допроса с пристрастием признал, что сам не является истинным человеком и права жить в городе не имеет, так объявили жителям. Сам Чтец с решением города согласился, ибо