Журнал «Иностранная литература» № 01 / 2011. Группа авторов
выскользнуть за дверь, незаметно сунул в мой рюкзак кинжал с выгравированным напутствием.
За время учебы в Принстоне у меня было немало прекрасных учителей, но чаще всего я вспоминаю о докторе гадательных наук – форменной ведьме: седые патлы, бородавки величиной с молодую картошку и все такое. Она обучила нас предсказывать погоду на две недели вперед, но расспрашивать ее о более существенных вещах, увы, было бессмысленно.
Студенты с алхимического интересовались, сколько будут зарабатывать после выпуска. “Ну хотя бы приблизительно!” – упрашивали они, но госпожа профессор лишь качала головой и прикрывала свой хрустальный шар кружевной салфеткой, подарком одного из предыдущих выпусков. Когда заходил разговор о нашем будущем, она не сдавалась ни на какие уговоры – а мы, честно говоря, ее беззастенчиво донимали. Я, как и все, страшно досадовал, но теперь понимаю: она оказала нам громадную услугу. Взгляните на себя в день окончания университета и взгляните теперь. Я вот недавно глянул: “Ой-ей-ей! Кто это меня так?” И сам себе ответил: “Жизнь, кто же еще”. Старуха не хотела предсказывать – а мы, будучи уверены, что у нас все схвачено, и не подозревали, что жизнь непредсказуема. Мало ли какие двери перед тобой откроются. Как знать, во что вляпаешься, на что западешь. Например, блестящий инженер все забросит и станет варить у себя в сарае сидр – и не по необходимости, а из любви к процессу. А лучший спортсмен научит все народы жить в мире и согласии, а распоследний на всем курсе кретин станет президентом США – правда, такая судьба более характерна для выпускников Гарварда или Иейля, куда берут любую шваль.
Некоторые прямо из Принстона вознеслись ракетой в высшие политические и финансовые сферы, но мне была суждена иная судьба – кружной, ухабистый путь. Закончив учебу, я вернулся домой: диплом престижного университета, четырехлетний запас грязного белья и вся жизнь впереди.
– И какие у тебя теперь планы? – спросили родители.
А я сказал:
– Ну… наверно, надо бы трусы постирать.
Это отняло полгода. Затем я перешел к рубашкам.
– А теперь? – спросили родители.
И когда я сказал: “Не знаю”, их терпение иссякло.
– Это еще что за ответ? У тебя что – два класса три коридора? – возмутилась мать. – Учился в лучшем университете – и вдруг чего-то не знаешь? Как это может быть?
А я сказал:
– Не знаю.
Шло время. Отец перестал носить доспехи с гербом Принстона. Мать перестала рассуждать о моих “перспективах”, и они с отцом завели щенка, рыжего с белыми пятнами. Интеллект у него был не выше среднего, но родители этого даже не замечали. “Ты ведь самый умный песик на свете, правда?” – восклицали они, и щенок пожимал им руки, совсем как я когда-то.
Первый сбор выпускников меня немного приободрил. Отрадно было узнать, что я не единственный в мире безработный с университетским дипломом. Впрочем, радовался я недолго: вернувшись домой, обнаружил, что родители отдали мою комнату щенку. На месте флага Принстона, который они купили мне