Десять железных стрел. Сэм Сайкс
на рукояти Какофонии. Он пил сквозь пылающую латунь. И пылающим голосом промурлыкал мне на ухо:
– Сюда.
И я прислушалась.
Я не сводила глаз с земли, сосредотачиваясь лишь на движении. Вот все, что я могла – меня с каждым шагом простреливало болью, а тяжелое дыхание заглушало шум ночного рынка. Я ничего не видела. Ничего не слышала. Но это было и не нужно.
– Там.
Он рассказывал мне все.
Наверное, ты подумаешь, что он просто оружие. Да, пусть он говорит, издает громкие звуки – но он по-прежнему револьвер с барабаном, прицелом и курком, верно? Меня послушать, так можно решить, будто я его контролирую.
Я тебя не виню. Иногда, когда он затихает, я сама почти начинаю так считать.
Но этого-то он и хочет. Потому что именно когда он затихает, я осознаю, что он не оружие. Он слушает, жаждет, думает. А когда он вот так пробует кровь – когда Какофония пробует на вкус человека, когда узнает его страхи, сны, шаги, которые он делал, и вещи, которые он видел, – я осознаю, что на самом деле не понимаю, что Какофония такое.
Я позволила ему меня вести. Его голос звучал у меня в ушах, подсказывая куда идти, кто сдвинется, когда я протолкнусь, и кто сбежит, когда я пригрожу. Все это время я не сводила глаз со своих ног, следила за каждым шагом, пока звуки толпы не стихли и не осталось лишь мое прерывистое дыхание и ощущение снега, который таял, попадая мне на окровавленную кожу.
Я не знала, куда Какофония меня привел. В холодную, пустую часть города, где окна домов были темными, на улицах не было людей, и все казалось настолько безмолвным, ледяным, что я слышала, как на снег капала моя кровь, собираясь лужицей у ног.
– Я его не вижу, – прошептала я.
– Он близко, – отозвался Какофония. – Будь наготове.
Я скользнула рукой в карман, нащупала там патрон. Джеро сказал не брать с собой слишком много – мол, есть тонкая грань между тем, чтобы готовиться к неприятностям и напрашиваться на них, – но чтоб меня разорвало, если я отправлюсь куда-то без Геенны. Я тихонько вставила патрон в барабан, оттянула курок и прислушалась.
Ничего. Ничего, только снег падает. Ничего, только ветер дует. Ничего, только мое горячее дыхание светлым облачком на фоне черного неба, и тяжелое сердцебиение в груди, и сочащаяся из бока кровь, и скрипнувший позади снег и…
– ВОН ОН!
Я расслышала его предупреждение. Я его ощутила. И рывком развернулась.
Кропотливый оказался у меня за спиной – как только успел так близко подобраться? Я не знала. Мне было плевать. Я подняла Какофонию обеими руками, нацелила, Кропотливый бросился вперед.
Я спустила курок.
Взметнулся снег. Треснуло, разламываясь, дерево. Брызнуло стекло. Ночь умерла в один яркий, славный миг, когда пламя Геенны распахнуло зев, чтобы все это поглотить. Снег таял под ее жадными языками, поднимая вверх стены пара, словно туманный сад на дороге, пока пылающие обломки дверей, окон, сундуков падали обгорелым градом.
Я закинула Какофонию на плечо, ожидая, когда рассеется пар.
Это,