Журнал «Иностранная литература» № 08 / 2012. Группа авторов
не за его личные заслуги, а как оправдание бессовестной лжи о том, что расизма в португальской колониальной империи не существует.
– Сам он, мать его, декоративный негр.
– Спокойно, Бартоломеу. Не стоит так кипятиться: Администратор вас отсюда все равно не услышит.
– Да его просто зависть гложет… Погодите, я сейчас вам кое-что покажу…
Он с трудом выдвигает ящик гардероба и, наполняя комнату нафталиновым духом, вытаскивает зеленый флаг в белую полоску.
– Уважайму на коленях выпрашивал у меня этот флаг.
– На коленях?
– Думал, что это флаг “Спортинга”.
– А это не он?
– Это флаг Колониальной судоходной компании. Сам он “Спортинг”, этот чертов Администратор.
Уважайму снедает тайная зависть к чужому прошлому, куда двери перед ним захлопнулись навсегда. Сам он живет в настоящем, где ничем, кроме мундира, похвастаться не может.
– И не тоскую я по колониализму! Я тоскую по себе самому, по дочери моей, Деолинде… Скажите-ка, доктор, вы знакомы с моей дочерью Деолиндой?
– Не знаком, – лжет Сидониу.
– Вот я, отец, – и то не всегда был уверен, что знаю ее.
Он видел, как дочь растет, поражался тому, как она постепенно становится женщиной, после каждого рейса – все менее девочка, все менее дочь, все менее его. С каждой очередной побывкой – новые чувства, после каждой разлуки – новые неожиданности. И так без конца.
– Корабельная жизнь сделала из меня перелетную птицу, в голове у которой все перевернулось. Забывал, туда плыву или оттуда.
Столько раз уходя в море и возвращаясь, он стал путать уход с возвращением. Живя на море, он уже не чувствовал, что его родина – суша. Стал человеком ниоткуда, владельцем одной лишь волны, разлетающейся в соленые брызги.
– Не забудьте отправить письма, доктор.
– Не забуду, не беспокойтесь.
– Письма – мой единственный и последний пароход.
– А вот я, хоть и далеко от дома, даже не жду писем из Португалии.
У механика все иначе: жизнь будто выведена на бумаге, строчка за строчкой. Даже с женой, с ныне законной и наделенной всеми полномочиями Мундой, все было зарегистрировано и запротоколировано: официальное предложение, задаток за невесту[1], помолвка. До сих пор всякий раз, глядя на исписанный лист бумаги, он ощущает на губах вкус страсти, чует сладкий запах влюбленности. Даже рецепт врача, оставленный в изголовье кровати, кажется ему любовным посланием. Только поэтому он не рвет в клочья предписания доктора, которым все равно не следует.
Врач убирает стетоскоп и прочие инструменты. Он ими так и не воспользовался. Важно не спутать свои с обреченными на вечный отдых железяками Бартоломеу. Доктор уже в дверях, но старик останавливает его:
– Кстати, доктор, я плачу или плачу?
– Не понимаю.
– Я об оплате консультаций и визитов. Жена говорит, что они все оплачены. А я ничего толком не знаю…
Доктор смущен. Притворяется, что разглядывает что-то в коридоре.
В Мозамбике платят за невесту выкуп (лоболу).