Журнал «Иностранная литература» № 09 / 2012. Группа авторов
таким явным твое нынешнее убожество! А вид собственного наглого лица, отраженного в оконном стекле, еще более удручает тебя. Нет, не можешь ты терпеть себя в этом твоем немощном состоянии! С трудом, криво-косо, ты изображаешь губами улыбку – напоминающую швы на твоем животе – и просишь сестру потушить свет над кроватью. Ты не хочешь, чтобы кто-то видел тебя сейчас, в особенности – эта черноглазая смуглянка.
Ты просыпаешься и изумленно смотришь вокруг. Который час? Все тело взмокло от пота. В животе словно разверзлась темная, мучительная яма, в которую ты можешь провалиться. Твои внутренности так пылают, словно ты в седьмом кругу ада, и кажется: всех снегов горы Демавенд[1] не хватит, чтобы их остудить. И какая мертвящая тишина! Который час?.. Нос зачесался. Так почеши его. Ты подносишь к лицу руку – кожа на ней обвисла, как на прохудившемся барабане. Не сосредоточить мысли… Веки тяжелеют, и под влиянием седативных средств ты теряешь нить сознания, и только вспышкой успеваешь осознать собственное трагическое положение…
“Ах, мой венценосный отец! В этом мире нет ничего прискорбнее, чем падишах, переставший быть таковым…”
Из глаз твоих сыплются искры. Ты смотришь в окно: там отец, дымя сигаретой, расхаживает вдоль искусственного водоема. Сестра-близнец украдкой зарывает тряпичную куклу под стволом самшитового дерева. Как всегда, у куклы оторвана голова и разодраны штаны.
– Мохаммад Реза, кушай бульон, пока не вспотеешь, – тебе лучше станет!
Воспаленными глазами ты смотришь на мать. Вот уже дней тридцать-сорок как ты заразился тифом, и жар не спадает, и никакие доктора пока не помогли. Ниша стены полна таблеток и микстур, а под твоей раскаленной подушкой – талисманы и молитвы: от воспаления и от черного ветра, от демона детских болезней и от сглаза, а еще заговоренные травы и склянка воды из Земзема – источника в Мекке.
Мать ходит взад-вперед и читает молитву, и дует на тебя. Со вчерашнего вечера ее зеленые глаза не знают сна. Из ящика для лекарств она достает немного праха со святой могилы, смешивает его с водой из Земзема и вливает тебе в рот. На вкус как слезы, смешанные с грязью. Твои веки, дрожа, закрываются, и ты вдруг видишь посреди комнаты светоносного старца, который простирает к тебе руку и приказывает:
– Встань!
И ты встаешь и идешь. Мать сжимает тебя в объятиях и заходится в плаче. А ты чувствуешь себя так хорошо, словно и не болел вовсе.
Открывается дверь, и огромные сапоги отца шагают по цветам на ковре. Ты изо всех сил задираешь голову, чтобы увидеть его лицо. Удивительно, но он смеется, во весь голос, а потом извлекает из большого кармана коробку с баклавой – пирожными-трубочками с начинкой из миндаля. Открывает ее и, все так же счастливо смеясь, достает одну трубочку и вкладывает в твой маленький рот.
– С сегодняшнего дня я – шах Ирана, а ты – мой наследник!
Слезы навертываются на зеленые глаза твоей матери.
– А
Демавенд – самая высокая гора в Иране, расположенная на севере страны (5604 м). (Здесь и далее – прим. перев.)