Когда придёт Зазирка. Михаил Заскалько
махала рукой, вызвав во мне прилив жгучей жалости.
Холодное, пронизывающее до костей облачко поглотило меня: баба Нюра исчезла. Последнее, что я услышала, был удаляющийся крик петуха… И, будто из глубины колодца, истеричный выкрик бабы Нюры:
– Ты что творишь, окаянный?!
Часть вторая. Зазирка
Глава 6
Я шагнула… и провалилась по колени в снег. Он был всюду, вернее, кроме снега здесь ничего не было. Снежная пустыня, белое безмолвье.
Мальчишки вытаптывали площадку.
– Вы слышали?
– Что?
– Баба Нюра кому-то кричала… – Я не успела закончить фразу: меня ниже спины что-то толкнуло. Резко обернулась: на снегу лежало скомканное полотенце. То самое, что я подарила баннику. Полотенце зашевелилось, и из него вылез Юрик.
– Привет, ребят… – Наст под ним провалился, и банник ушёл с головой в снег.
Димка поспешил ему на помощь, пробороздив траншею. Извлечённый из снега, Юрик смешно плевался и чихал.
– Вы почему здесь?
– Ну, ево! Надоело коптиться в нюркиной бане, нюхать веники, да каждую субботу глазеть на Нюрку. Тоска-матушка утомила. Я с вами. Все мои здесь, что я там один… Я не буду обузой, при случае подмогну. Да, разрешите представиться: меня Юриком величают.
– Дима, Дмитрий.
– А это Вадик, – кивнула я на стоящего в стороне Вадима. Он задумчиво грыз снежок и смотрел куда-то вдаль.
– Вадик? Это от какого? – Юрик подтянул полотенце, быстро завернулся в него на манер римского патриция.
– Вадим.
– О, Вадим! Знавал я одного, в Великом Новгороде. Даже подмог в роковой час. Замуровали сердешного в баньке и подпалили. Сгорел бы, как лучинушка. Тут я и проявился. Закуток у меня был под банькой, просторный. В нём и сховал бедолагу, как в материнской утробе, калачиком. Банька сгорела, супостаты порешили: с Вадимом покончено! и отправились бражничать…
– История, конечно, интересная, – оборвал Юрика Вадик. – Но что нам делать сейчас?
Простой вопрос на некоторое время лишил нас дара речи, ибо никто не знал ответа. Мы озирались по сторонам, пристально всматривались в перспективу. Снег, снег, снег. Впереди, сзади, слева, справа. До самого горизонта. Необыкновенно чистый, рыхлый, как творог высшего качества. Глаза довольно быстро утомились от белизны: не за что было зацепиться, передохнуть – даже тощей былинки…
Небо над нами было таким же однообразным, точно зеркальное отражение земной поверхности. Впрочем, так показалось с первого взгляда. При более внимательном рассмотрении обнаруживалась существенная разница: если на земле раскинулось безупречно чистое накрахмаленное полотно, то в небе оно уже не было целым и чистым – разорвано в клочья, скомкано, испачкано грязными руками. Клочья тесно прижаты друг к другу, точно разорвавший полотно неуклюже пытался имитировать цельность.
– Морозец справный, – оборвал тягучую паузу Юрик.
Мороз, действительно, был небольшой, мягкий: минус три, не больше. Если бы ещё солнышко добавить