Когда придёт Зазирка. Михаил Заскалько
условиях. Никто тебе ничего плохого не сделал. Вот я, лично, чем тебя обидела?
– Ничем! – Вадик зло пнул снег.
– Ну и нечего тогда психи показывать. Пошли, поедим.
Вадик что-то пробурчал, затоптал окурок и быстро пошёл к лагерю.
Ели молча, не глядя друг на друга. Даже Дима вяло покусывал, стараясь не производить громких звуков. Лишь Юрик, полулёжа, на затылке Зебрика, самозабвенно обсасывал дольку малосольного огурца.
– Мы что, на поминках? – наконец, не выдержала я.
Дима глянул из подлобья, хотел что-то сказать, но, посмотрев на брата, передумал. Вадик нехорошо усмехнулся, дерзко глянул на меня:
– Ты ещё на что-то надеешься? Оглянись: здесь вечная зима, всё живое давно повымерло! Под нами метры снега! Сколько таких, как мы, отправила старуха? Замучаешься считать. А сколько вернулось? Ась, не слышу ответа? Лапши нам на уши навесила, охмурила и выпихнула на верную смерть! Загнёмся через пару дней, и снежком присыплет…
– Не засыплет, – буркнул Дима, – здесь время остановлено…
– Какая, чёрт, разница! Слопаем вот это всё и загнёмся с голодухи. Если до этого друг друга не схаваем.
– Ты, похоже, уже сейчас готов. Не противно? Ещё и шагу не шагнул, а уже в панику ударился, – неожиданно для себя, я повысила голос: меня начинала раздирать злость. – Слушайте, дорогие мальчики… в первый и в последний раз говорю: не собираюсь вечно быть при вас мамкой – нянькой, слюнки-сопельки утирать! Хочется ныть – нойте про себя! Нечего на публику играть: не тот зритель. Это тебя, Вадим, касается в первую очередь. Прекрати задирать брата!
– А то, что будет?
– Думаю: ничего хорошего.
– Не пугай. Всякая мокрощелка будет тут…
– Заткнись! – двигавшегося Вадика, и цепенела от мысли, что убила его.
Юрик едва не подавился огурчиком: долго и натужно, как щенок, кашлял.
Дима, наконец, оторвал от меня взгляд, повернулся в сторону брата. Его тело, точно тряпичная кукла, торчало из снега. Жуткое зрелище…
Дима поднялся и, неуверенно, побрёл к брату. Он не дошёл двух шагов, когда Вадик зашевелился, побарахтался и сел, трясся головой.
– Предупреждать надо… он хотел, видимо, добавить нечто оскорбительное, но предупредительно осёкся.
Оцепенение прошло, озноб сменился жаром, а в ногах разлилась слабость – я села.
– Ты… цел?
– Нормально, – морщась и щупая грудь, ответил Вадик.
Вернулся на своё место Дима:
– Ну, ты… это…
– Я сама не ожидала… перетрухала… Дим, а у тебя раньше никаких… отклонений?
– В смысле… ну, это… не псих я?
– Тьфу, на тебя! Я о другом. Вот у меня сначала этот кошачий след появился, потом, случайно, узнала, что могу… вот как сейчас с Вадиком…
– А, понял! Нет, ничего такого. Не понимаю, почему попал в обойму. Может ещё проявится, а?
– Может быть.
Подошёл Вадик, присел, с опаской поглядывая на меня.
– Извини, я, правда, не знаю, как получилось. Но ты сам виноват: разозлил меня…
– Ладно, проехали. Учту: