Реабилитация. Viktoriya Slizkova
напряжен Щукин. После операции, с металлоконструкцией в ноге и подвешенным к ней грузом в семь килограмм, трудно было сохранять достойный вид.
– Сильно болит?
Знала что сильно, парень напичкан обезболивающим до предела, но и того было мало.
– Нормально все!
А сам откидывается на подушки, и я вижу испарину на его лбу. За две недели, что он здесь, Егор осунулся и стал похожим на тень. Не проявлял интерес ни к чему, не ругался, не противился всем врачебным назначениям, но и не принимал ровным счетом никакого участия.
Волосы парня отросли еще сильнее, появилась какая – то странно мужская щетина. Выглядел он действительно, не важно.
– Послушай, – я сажусь на край его койки и склоняюсь к нему, – ты должен говорить мне правду. Если болит сильно – значит, говоришь, болит сильно. Иначе наше лечение не сдвинется с мертвой точки. Хорошо?
Кивает.
– Итак. Из десяти баллов, насколько болит?
Изумительные глаза, такими можно передать что угодно.
– Шесть – семь. Иногда восемь.
Хорошо, что не десятка. Всегда следует оставлять, что – то на потом.
– Когда сильнее, на ночь?
– Нет, вот парни пришли, разболелась, – помолчал, – еле выдержал. Извини, за Кислого, он не со зла.
– Извините, – поправила я.
– Что?
– Обращайся ко мне на вы, Егор. Я старше тебя, и я твой врач.
Мне нужно было возвращаться в квартиру и собирать сумку. Завтра вылет.
– Извините, – передразнивает меня парень и отворачивает голову к стенке.
Похоже, его разговор окончен и парень обижен. На себя? На меня? На жизнь? Ничего, Щукин, еще научишься слушать меня и уважать.
Глава 3
Полет давался Егору тяжелее, чем мне бы того искренне хотелось. Вертолет аэромобильного госпиталя качало порывами ветра и кабину трясло. Каждый такой вираж отдавался болью, в ноге парня и это было видно по выражению боли на его лице.
– Сколько?
Одними губами прошептала я, так как сидела в кресле второго пилота в наушниках и рации.
Щукин показал мне четыре пальца, и это было хорошим показателем в данной ситуации. Я боялась летать, с детства в моей душе поселился страх высоты, и даже покупая квартиру, я не рассматривала варианты выше третьего этажа. Но других способов быстро и с наименьшим ущербом перевести Егора, вариантов не было.
– Вика, как вы?
В наушниках раздался голос пилота, с Сергеем Александровичем я летаю не впервые, и для него мое такое поведение не новость.
– Терпимо.
Я сжимала пальцами подлокотники, что есть мочи и, закрыв глаза, пыталась выровнять дыхание. – Вы можете перебраться в хвост, к парню.
Это – вы, резало слух. Мужчине было уже за пятьдесят, добрый такой дядечка, всегда заботился обо мне. И перебраться в хвост вертолета было хорошей идеей, но не хотелось пугать Егора своим видом. Ему и так нелегко.
– Долго еще лететь?
– Полчаса Вика. Потерпи уж.
Сглотнула накопившуюся во рту слюну и вытерла потные ладошки о штанины