Духота. Валерий Иванович Лапковский

      Такая сладкая казацкая жизнь выкидыша в солдатской шинели мало нравилась отцам таврического захолустья.

      Анфан террибль своим вызывающим поведением, баламутил уезд, в первую очередь, незрелую молодежь, которая, конечно, не вся, но всё же тянулась к оригиналу… Исхудалый, весёлый, с обсмыканным портфелем, набитым конспектами, рукописями, он возвращался самолётом (за полцены по студенческому билету рыжего земляка) из-под низкого оловяного неба Невы в зеленеющий травой даже в феврале полуденный край и после контрабандного ночлега в беспокойном общежитии отсыпался у матери на твёрдой кушетке в доме, где они жили до переезда в Кооперативный переулок.

      Рано утром родительница будила:

      – Сыночек…

      – Шо?

      – Слышишь?

      – Шо?

      – Деревья шумят, разговаривают…

      В жилье однако было так тихо, что ощущалось, как подле ложа вояжёра шуршит в оконной раме проворный шашель. Докучал, словно мукомол монаршей особе работой своей чёртовой мельницы, расположенной близ дворца. Король разыгрывал из себя демократа и не мешал верноподданному. А «Ирод» просто не знал ну каких ещё волхвов послать, чтобы вытурить этого крота из прогрызённого тоннеля.

      Гладышевский поднимался и, очистив от жужжелицы печь, выносил ведро с перегарками на мусорник во двор.

      Ещё было темно.

      Шёл мимо высоких, осторожно мятых ночным холодом, бордовых цветов на аистовых ножках. Передвигался, не поднимая глаз, боясь спугнуть предутреннюю дремоту астр, их безразличие к нему. Цветы стыли, как сорок мучеников в озере Севастийском… Возвращаясь в квартиру, чувствовал себя по отношению к ним предателем, что удрал из ледяного водоёма в горячую баню на берегу…

      Просыпались соседи. Согнутая в три погибели Меледониха выводила на прогулку сиамского кота, привязав к задней лапе любимчика длинную верёвку, держась за неё, как за нить Ариадны.

      У ворот сидел в инвалидной коляске дед в промасленном капитанском картузе и в пятый раз спрашивал проносящуюся мимо хохлушку:

      – Верочка, вы давно были на Кубани?

      Часовщик – в окне напротив – показывал собственному чаду металлические потроха дряхлого будильника, учил мальца осторожно орудовать пинцетом в утробе испорченного времени.

      Коли было лето, Викентий натягивал купленные в «Торгсине» беленькие шорты с вышитым на боку чёрным зайчиком и ехал в общественном транспорте на пляж. Размашисто шлёпал ногами по воде мимо деревянных раздевалок, чьи щели законопачены пунцовыми затычками бледных курортниц, мимо сезонных гостей, что на солнцепёке закусывали самогон салом, гогоча над прибаутками перепудренного пердуна, которого надысь бачилы на голубом экране, мимо семилетней резвуньи, спорящей со старухой:

      – Не хочу я с тобой играть!

      – Почему? – допытывалась седая подружка.

      – Потому что ты хочешь быть принцессой!

      – А почему