Духота. Валерий Иванович Лапковский
местных органов, мы только даём консультации. Вам отказывают в прописке? Город расположен в приграничной полосе… Напишите нам заявление… Авось отыщутся возможности…
Спустя десять минут обескураженный вояжер переминался с ноги на ногу на улице… Куда ещё ткнуться? В ЦК КПСС? Там, говорят, пропускная способность шестьдесят человек в час…
Подняв голову, увидел Останкинскую телевышку. Башня показалась ему железным посохом, который Иоанн Грозный вонзил в стопу холопа за то, что окаянный смерд дерзнул подать царю эпистолярию опального болярина.
Пока сцапанный у посольства писал, майор, заполнив протокол допроса, успел позвонить жене: купила ли себе итальянские сапоги?
Затем отобрал у бунтаря его исповедь и впился в текст.
Сценка в кабинете в этот момент соответствовала карикатуре из журнала «Крокодил»: инструктор ЦРУ (жилет, ковбойская шляпа, сигара – в зубах, на поясе – кольт) тычет под нос двум щуплым агентам бестселлер Пастернака «Докотор Живаго»:
– Вот как надо работать!
Когда кагэбешник накося-выкусил объяснительную записку, её автор деланно безразличным тоном спросил:
– Десять лет тюрьмы?
– Что вы? – возразил кадровый офицер. – Мы за убеждения не судим… хотя взгляды у вас… довольно странные… м-м-м… хотите стрелять в коммунистов…, бежать в Америку… Вяжется ли это с вашим увлечением христианством?.. Мне кажется… у вас… не всё в порядке с головой.
– Почему бы вам в таком случае не пригласить психиатра?
– А я уже его вызвал.
В кабинет вполз «Чёрный супрематический квадрат» Малевича: мужчина в тёмном пальто едва не до пят. В руке у него трепетала почтовыми голубями стая больших бланков. Их было так много, что чудилось, медик мечтает упрятать в сумасшедший дом всю Москву.
– Не возражаете, если мы направим вас подлечиться?
И, не дожидаясь ответа, врач быстро набросал авторучкой на бумаге несколько слов.
Дюжий санитар в синей шинели с багровым рубцом креста на рукаве, дыхнув вином, подтолкнул к двери пациента с красными отмороженными ушами.
Ночные бабочки
Вечером двое неизвестных в серых шляпах тактично постучали в калитку.
– Сын дома?
И, предъявив удостоверение, добавили, будто в городе комендантский час или осадное положение:
– Проверка документов!
Викентий был в церкви.
Помусолив его паспорт, заглянули в графу с пропиской и вежливо откланялись.
Мать встревожилась. Парень, прийдя с богослужения, выслушал её сбивчивый рассказ, поужинал, чем Бог послал, и лёг спать. Родительница, сидя на диване, тихо перебирала вынутые из торбочки металлические бигуди, который в её руках порой чуть-чуть звенели, как бубенцы на ризе архиерея.
В полночь калитка взмолилась под гиканьем сапогов. Град ударов сыпался в оконную раму, стёкла. Барабанили резко, нетерпеливо, нагло.
Перепуганные жильцы, не зажигая света, подскочили к окну, занавешенному обветшалым