Платформа. Роджер Леви
С моего позволения Гаррел вел нас навстречу неясной судьбе – либо к Лигату, либо к Дрейму, – из циклолета в шаттл, затем на корабль, к звездам, а потом к Верхним Мирам, а я сидел, обнимал свой пьютер и не мог ничего сделать, только вглядываться в хаос будущего.
Я не слышал голоса Пеллонхорка много дней. Для него переход с судна на судно, наверное, был привычен, но меня он поразил. Я никогда раньше не видел даже транспортной станции с ярусами и ярусами грузовых кораблей, не говоря уже о пестревшей серебром космической черноте.
Путешествие началось довольно просто – мы без всяких проблем долетели от офиса до станции, не превышая скорости на циклолетных трассах. В маленьком замкнутом ангаре нас посадили в карт с затемненными окнами и отвезли прямо на паром – мы трое могли выбрать себе место из тысячи пустых сидений, но решили держаться вместе, так что наши тощие плечи были по обе стороны от твердых, будто кости, предплечий Гаррела – который перевез нас на среднеорбитальную платформу. Платформа казалась заброшенной, но я заметил, что все попадавшиеся на пути рольставни были опущены, все окна-хамелеоны – затемнены, а все двери, через которые нам не нужно было проходить, – заперты.
С платформы наш путь лежал в ангар для шаттлов; мы едва поспевали за Гаррелом, задыхаясь и грохоча ботинками, по извилистым и гулким металлическим коридорам. Повсюду висели медицинские предупреждения. Каждый раз, когда мы миновали одно из них, я читал по нескольку строчек и к прибытию в ангар запомнил требования по вакцинации для каждой планеты в Системе, за исключением неназываемой.
Геенну я прежде не покидал и поэтому думал, что мы следуем стандартной процедуре, что кто угодно может за несколько часов добраться от земли до старт-пространства, без всякой регистрации, досмотра – без единой задержки, разве что на открывание шлюзов.
За время, прошедшее с момента, когда Гаррел приземлил циклолет на станции, до посадки в шаттл для стремительного вознесения к быстроходу, нам встретилось всего около дюжины человек. (Точнее, тринадцать. Семь из них были женщинами. Я пытаюсь рассказывать просто, но я таков, каков есть.) Эти редкие встречные существовали, казалось, только для того, чтобы направить нас дальше, к нужной двери, по нужной дороге. Скорость и беспрепятственность одновременно успокаивали и отупляли. До того, как мы сели в шаттл, времени на размышления не было, и даже там, хотя мы сидели без дела больше часа (семьдесят восемь минут), свист и рев и медленные толчки ускорения и торможения – все это не давало возможности для рефлексии. Не то чтобы на том этапе жизни у меня было хоть какое-то представление о рефлексии.
Но я заметил, что из чертовой дюжины людей, которые нам встретились, ни один на нас не взглянул. Они смотрели мимо, или вперед, или в сторону.
Позже я привык к такой реакции. Меня к ней приучили. С определенного момента страх сделался настолько ожидаем, что от редких обыденных взглядов или невинной секундной встречи глазами я тревожно подбирался. Это был патологический