Прѣльсть. Валерий Коновалов
стенах домов, остановках общественного транспорта и столбах линий электропередач объявления об уроках. Предложения конкурентов, разумеется, сдирали. Шутили, что запросто могли бы выпустить реестр столбов района, пригодных для дела. Не все годились: поверхность некоторых была настолько бугристой, что бумага при разглаживании рвалась. Не держалось она и на идеально гладкой поверхности – соскальзывала, не успев высохнуть. Объявления «работали» первые два дня, потом их срывали или работники коммунальных служб, или конкуренты, поэтому каждый звонок был ценен. Позвонить могли не только клиенты, но и участковый, поэтому Чкалов, ссылаясь на занятость, сначала просил оставить номер телефона звонившего. И лишь потом, убедившись, что ему не ответили заученной фразой: «Дежурный отделения такой-то слушает», – договаривался об условиях занятий. Ездили с Виктором Петровичем на его стареньких «Жигулях» (физик – за рулём, Чкалов – на поклейке) в любую, даже самую ненастную погоду. По дороге обсуждали ситуацию на рынке услуг, ругали конкурентов, говорили о политике. Виктор Петрович с пониманием и должной иронией относился как к «демократам», так и «патриотам», никого особенно не выделяя, поэтому у них не было причин для неприязни друг к другу. Ругали Горбачева, сочувствовали Ельцину (в то время Ельцину сочувствовали все), жаловались на учеников, не внёсших плату и пропавших, высказывали мнение об уровне интеллекта красивых девиц (Виктор Петрович утверждал, что красивые девицы не могут быть глупыми уже потому, что знают себе цену) – в общем, сочетали полезное с приятным. Домой Чкалов возвращался в одежде, испачканной клеем, который приходилось выводить тёплой водой.
Смерть Брежнева, последнего советского императора, олицетворявшего эпоху, застала Чкалова в вечерней школе. Запомнилось собрание, приуроченное к этому событию: гадали, что будет дальше, каким окажется новый правитель, не вернутся ли времена сталинизма в связи с назначением на эту должность бывшего председателя КГБ? В обществе преобладали настроения неопределенности и растерянности. Чкалов тревожился ввиду своего неоднозначного прошлого: а вдруг примутся за неблагонадёжных, «социально опасный элемент», к которому ранее он, как ему казалось, был приписан? На собрании неожиданно для всех выступил с верноподданнической речью. Попросил слова и начал так: «Ушёл из жизни верный ленинец….», а закончил: «Пусть поддержкой всем нам будет то, что дело Леонида Ильича Брежнева находится в руках его соратника, достойного коммуниста, верного ленинца, Юрия Владимировича Андропова!» Когда попросил слово, увидел замешательство в глазах коллег: от него, не раз отпускавшего смефуёчки в адрес власти, впрочем довольно невинные (ввиду горького опыта он научился контролировать себя), можно было ждать чего угодно. Говорил с чувством и настолько вошёл в образ, что чуть не объявил минуту молчания. Вовремя сдержал себя. Коллеги были озадачен�