Триада. Алиса Гольц
сдерживая раздражение. – Мне сейчас же нужно попасть к себе, пустите меня в подвал! Поговорим позже, клянусь. Гофа, отпусти.
– Я тебя и не держу. – испуганно сказал Гофа и тут же убрал руки.
– Вот, держи, Арнэ. – сказала лати Фанкель с благоговением, протягивая Таррелю вторую лампу. – Смотри не урони, а то как бы плащ не поджёг. Уж больно длинный он у тебя.
Таррель не ответил. Он юркнул под лестницу и спустился ещё ниже. Перед ним, освещённая лампой, выросла железная дверь, вся в пыли и паутине. Таррель опустился на колени и тщательно осмотрел все замки и ручки. Он ожидал увидеть там следы любопытных пальцев стариков, но пыль ровным слоем покрывала всё вокруг. Таррель выдохнул и открыл ржавый замок. Дверь тяжело отворилась.
Таррель зашёл внутрь и зажёг все семь ламп в подвале – узком длинном помещении. Всё вокруг было уставлено шкафами, упирающимися в самый потолок – впрочем, довольно низкий: Таррель едва не касался его головой. Всё здесь было по-прежнему – пыльная мебель, тусклый свет, пауки по углам, влажные стены и уходящие в темноту ряды полок.
Таррель даже не осмотрелся. Едва он зашёл внутрь, ему стало так тошно, что захотелось всё здесь поджечь, чтоб больше никогда не возвращаться. Но нельзя. Здесь все его сокровища.
Многие латосы с уверенностью сказали бы, что в жизни о таком даже не слышали, а уж видеть своими глазами – и подавно. На полках, скрытые полутьмой, лежали самые странные и пугающие вещи, что мог скрывать в себе Эллатос. Таррель знал, что лежит в каждой коробке, в каждом свёртке бумаги или во флаконе, тщательно перевязанном и закупоренном, в каждых чаше и мешке. И подумать бы, что ждут эти вещи своего часа, но Таррель знал, что не прикоснётся к ним никто, кроме него, а лучше б, если бы и вовсе этой коллекции и не было.
Попробуй он незаметно отпустить кому-нибудь на Торговане параличную сыворотку или зубастый браслет, известный тем, что всем хозяевам руки пооткусывал; или последние часы: заведёшь такие, имя назовёшь – стрелки в обратную сторону пойдут, а как выйдет время – так умрёт тут же этот человек; или заговорённую дубовую веточку кому дашь, так тот самих древенов понимать сможет, только вот если переломишь её случайно или потеряешь где – к лесу не подходи, иначе древены придут тут же и разорвут в клочья, – да сразу же его б повесили на площади за товар такой! Латосы говорливы до невозможности, и для них держать язык за зубами равно что не жить вовсе и не дышать.
Как перестали приезжать торговцы с других земель, так и решил Эллатос, что небо наказало их за дружбу с колдунами. Чего таить, и страшные люди появлялись на Торговане, чтоб нажиться за счёт тех, кто глуп и готов отдать деньги за то, чем пользоваться не умеет. За всеми не уследишь. Колдуны на Эллатосе, хоть законом и не преследовались, с большим успехом преследовались самими латосами. Всё это Таррель знал, и потому товар отбирал самым тщательным образом, чтоб упрекнуть его было не в чем. Ещё он знал, что любопытство латосов превосходило все их остальные качества, разве что только не прожорливость, и потому то, что он приносил на Торгован, непременно улетало с такой скоростью, что