Лечение водой. Евгений Москвин
боль осознания!
Унизили, уничтожили – семь лет работы! Расклинивающий душу холод!
А на поверхности:
– Привет, Ира! Как дела?
– Привет. Все нормально, – у Иры глубокий, низкий голос. Очень зрелый, она на три года старше Кости.
– Ты с работы пришла, да?
– Ага, с радио.
– Я тебе звонил вчера на мобильный – ты почему-то не ответила, – Левашов говорит вежливо и с усмешкой.
– Кость, хотела тебе сказать, что если я не отвечаю, это не значит, что не хочу общаться. Ты поменьше там анализируй, хорошо? У меня просто работы сейчас очень много – там иногда когда запись на радио, я вообще не могу от микрофона оторваться.
Поменьше анализируй… Совершенно очевидно, что Ире рассказали, какой он мнительный, и «все у него в голове сюжеты».
Потом он вдруг вспоминает, как Ира уже два раза настояла, чтоб они не разговаривали долго – минут по десять, этого достаточно…
Тут вдруг всколыхивается: «Я же обмолвился Лобову как-то!.. Когда мы были в студии – год назад! Что у меня так бывает – пустая трепотня с бабами, никаких отношений!»
Костя уже и не помнит, почему рассказал это Лобову… «А Уртицкий? Уртицкий тоже тогда это слышал? Какая разница – Лобов все равно мог передать ему!.. Она все время настаивает, что разговоры должны быть короткими это они ей посоветовали чтоб много лишних разговоров не было а то за ними дело и кончится. Побыстрее посадить в клетку двух попугайчиков чтоб они совокуплялись. И потом уж конечно не смогу ее отшить!
Он ощущает и животное влечение и… «Они мне еще указывать будут, уроды, с кем я должен!..»
Мы с Ирой разговариваем коротко, по десять минут, она на этом настаивает, мы разговариваем коротко».
Все так и вертится, вертится по кругу, по кругу в голове. Иногда он начинает просто кричать и рыдать от несправедливости. Реже всего ему приходит в голову, что Ира действительно что-то испытывает к нему. Что она так и не нашла себе человека, и теперь очень жалеет, что когда-то оттолкнула Костю… Что теперь поняла, что любит его. Мысли об охаянном творчестве, уязвленное самолюбие и игра затравили все. Только чернота и корысть – ничего другого Левашов не видит.
Лобов сказал ему: Забудем, давай, что ты стер ее номер… он у тебя был и ладно, хорошо? Позвони… может, она тебя… любит!
«Забудем, что я стер, забудем, что стер… – Костя все ходит, ходит туда-сюда по комнате. – «забудем» – так он сказал! Это означает они не могли понять почему я ей не звоню… он и Уртицкий наверняка разговаривали обо мне. Да-да это точно так, но о чем конкретно?»
И он представляет (в душе как нервная леска натягивается), что Владимир Михайлович, сидя где-то в кафе, говорит Лобову:
– Ждем еще два дня. Он не звонил ей?.. Через два дня занятия в студии.
– А если он не придет?
– Ну не придет – он же понимает, мы сделаем выводы из этого. В журнале сразу начнем сворачивать…
Сворачивать,