Повелитель четверга. Записки эмигранта. Игорь Шестков
промелькнули сиреневые соблазнительные картины. Он отогнал их усилием воли.
Налил себе маленькую рюмку водки.
– Мам, а тебе?
– Налей и мне, грешнице. Сейчас принесу жаркое и пирог.
– Положи мне, пожалуйста, совсем немного жаркого и маленький кусочек пирога. A-то я с непривычки лопну. Или сблюю как Венечка на Курском вокзале. Суп вкусный.
– Для тебя старалась. Грибы на базаре купила. Дорого все.
– Скажи, а зачем ты бальное платье надела? Декольте до пупка.
– Ну как же, праздник. Сыночек любимый из тюрьмы возвратился. Хотела тебя порадовать. Или ты забыл, как…
– Понятно. Как ты жила тут эти двенадцать лет? На свиданиях мы с тобой так ни разу и не поговорили по-настоящему.
– Жила как живется, по тебе скучала.
– А откуда деньги на костюм взяла? Дорогой… Неужели в школе или частными уроками заработала?
– Если бы… Нет, мне один человек помогал. Предприниматель. Добрый, щедрый.
Грегор заметил, как сверкнули ее обычно блеклые глаза и затряслись руки.
– Ты мне про него ничего не рассказывала. Про щедрого.
– Боялась, что ты ревновать будешь.
– Я буду ревновать? Ты что? Ты же свободный человек. Я только рад буду, если ты счастливой станешь. Когда свадьба? Тебе ведь еще и шестидесяти нет, самое время замуж за доброго и щедрого предпринимателя. Ягодка. И платье подойдет.
– Как тебе не совестно, бесстыдник. Ягодка… Я вся извелась. Ты же знаешь, что я только тебя люблю. А с ним общалась, только потому, что деньги были нужны. Не только на костюм, но и долги заплатить и за квартиру. И Лео помочь надо было. Он все свои доходы в карты проигрывает. А потом ему есть нечего. Нюхает кокаин. Но я ему не судья. Каждый живет, как может. Цены-то поднялись на все, школу вот-вот закроют. Частные уроки никому не по карману, у людей денег нет, инфляция, все идет на военные расходы. Погоди, поживешь, увидишь. Чуть из квартиры меня не выгнали.
– Как так деньги? Ты что же себя продавала? Ради моего костюма?
Грегор сказал это и сразу же пожалел. Но было уже поздно.
Мать его не заплакала, а только сморщила губы… опустила голову и молчала. Затем выпила рюмку Абсолюта, тряхнула кудрявыми волосами и перьями на платье и прошептала: «Да!»
Грегору стало нестерпимо жалко эту постаревшую женщину в нелепом вульгарном платье, так жалко, что он, сам не понимая, что и зачем делает, попросил ее: «Мама, можешь вынуть груди из декольте? Я хочу…»
Она выполнила его просьбу без усилия, без позы, естественно и легко.
Грегор встал, без труда взял ее на руки, унес к себе в комнату и положил, осторожно, как священник величайшую святыню на церковный алтарь, на свою кровать.
Мать засунула себе за спину две подушки и села, а он лег на ее бедра головой, взял сосок ее правой груди в рот и начал сосать.
Жертвоприношение
У каждого свои пороки и придури. Некоторые уехавшие еще из СССР эмигранты жадно смотрят российское телевидение. И впадают в детство.
Другие пишут эпохальные шестисотстраничные