Апостол Смерти. Юлия Валерьевна Щербинина
парню пришлось по жизни, ох тяжко! – тараторил он, вылезая из квартиры в древних «разговаривающих» тапках. – Отца не знал, мать потерял в детстве. Та вон тоже в аварии разбилась. Видать, судьба у них такая.
– Пётр Иванович…
– Тогда-то они с бабкой и переехали сюда лет десять назад. Семённа, как дочь схоронила, с давлёнкой замучилась, сахар заскакал, все болячки повылезали! Работать уже не могла, а пенсия эта копеечная – всё на лекарства да кусок хлеба. Не справлялась она. У Никитки ещё первый пушок под носом не вырос, как подрабатывать начал. Всё на себя взвалил, так школу и не окончил. Хороший был парень, толковый, ответственный, цены ему не было!
– Да все только и знают, что говорить «хороший», а помочь никто не хочет! – плаксиво взвизгнула Лера.
Пётр Иванович зашлёпал губами.
– Я ж конечно!.. Да если б только знал! Чем смогу, да… А что нужно-то?
– На его могиле нет фотографии, – повторил Демид отрезвляющим тоном. – Нам нужно попасть в его квартиру и найти…
– Да-да-да! Щас, щас я принесу…
Бешено кивая головой, Пётр Иванович скрылся за дверью и через минуту вынес старый ключ на потемневшем кольце.
– Вот ключик ихний. Я вам сейчас открою, – пробормотал он и зашаркал к моей квартире, костлявыми старческими пальцами переворачивая ключ в нужное положение. – Надо же, Никитка! Да как же так-то?
Как только в двери лязгнул замок, старик, всё ещё держа ключ в скважине, пошаркал тапками по бетонному полу и метнул на Леру выразительный взгляд.
– Как, говоришь, тебя зовут?
В животе у меня неприятно ёкнуло.
– Лера.
– А годков-то тебе сколько?
– Восемнадцать, – не моргнув и глазом, соврала она. Сумрак подался вперёд.
– Пётр Иванович…
– А Никитку вы давно знали? – почти непринуждённым тоном спросил мой сосед, спрятал ключ в карман трико и бодренько подёргал костлявыми плечами.
– Нет! – рявкнул я.
– Да, – одновременно со мной сказала Лера, и замялась. – Ну… не очень давно. Год… может.
– Какой год, Лера! Я только осенью с армии…
– А-а-а! Ну проходите-проходите!
Старик распахнул дверь и гостеприимно замахал рукой, и со съёжившимся сердцем я принял приглашение в собственный дом. Дом мёртвых.
Пройдя по узкому коридору к залу, окинул взглядом своё скромное – нищее… – пристанище. Обои местами ободраны, старая мебель покрыта пылью, с дверных проёмов сыплются куски облупившейся краски. Своим грозно ревущим пылесосом я пользовался хорошо если за месяц до своей смерти, настолько был то занят, то уставший. Можно было представить, что творилось с тёмным от грязи постсоветским ковролином. Как же я ненавидел сейчас свою убожескую нищету, которая в итоге и свела меня в могилу!
– Я думаю, можно не разуваться? – полувопросительно произнёс Демид и прошёл сквозь меня.
– Будьте как дома.
Через позорный зал я прошёл в свою не менее позорную комнату.
Древний фотоальбом хранил очень мало моего прошлого.