Сцены из минской жизни (сборник). Александр Станюта
Да разве перескажешь все!
И главное, пожалуй: где и с кем встречать Октябрьские, Майские, Восьмое марта, Новый год. Именно так и говорится, думается: встречать.
Встречать, значит, сговариваться, где, у кого, кто с кем, по сколько рублей с носа; каждый, который Он, вносит, ежу понятно, и за Нее. И чтобы хата с вечера до середины хотя бы следующего дня была без стариков, без предков.
– Так, где и с кем встречаем, Шура, а?..
Даже не верится. Ну, Николя! Ну, Лазарев! Как будто все подслушал, точненько попал.
– Я говорю: так где и с кем Октябрьские встречаем, Шура? Очнись. Уже неделя остается. Нелка моя лежит пластом, над нею матка квохчет, а брат, этот бухарик, опять в запое. Так что свободный я. Может, кого подцепим? Думай.
А что тут думать? Только заранее загадывать не стоит, а то еще сорвется все. Если б ее удалось заловить! Которую в кондитерском увидел. Да, Морской Камень, так и назовем пока, до пятницы.
Она вчера была вся новенькая и довольная, веселая.
В кондитерский этот только влетела – сразу к кассам, встала в хвосте очереди. Постреливает глазками по сторонам, натянута, как струнка.
Теперь уже не веришь сам себе, а в ту минуту тенью мелькнуло в голове что-то такое странное, чего никак не ожидал, что-то как будто бы похожее на жалость, что ли, если перевести в слова. Заметилась, прочиталась в ней опаска, что напрасно разлетелась, разбежалась, нацелилась на что-то.
Но все это исчезло, как и не было, стоило только обнаружиться перед ней. Теперь она стала отыгрывать назад и неуверенность, и свои сомнения. Теперь она то замыкалась на все замки, задвижки и цепочки, то сияла, как блин с маслом.
Мгновенно пошла в ход вся ее боевая индейская раскраска, черные стрелы ресниц, подрисованные брови, алый накат помады на губах… Уже уверенность в себе. Уже игра, будто бы одолжение сделала, случайно вспомнила свои слова о пятнице, любимые конфеты «Морской камень» и заодно о типчике, который в среду ее догнал здесь, на проспекте.
Зато все быстро зацепилось, закрутилось и понеслось.
Уже вдруг за спиной остался ГУМ с вечной толпой ранним осенним вечером у входа. И не заметили, когда протопали Центральный сквер с сухим фонтаном, с голым мальчиком и лебедем. Напротив этого фонтана стоит цветочный магазинчик, ума хватило не кавалерить, не купить ей ничего.
Остался за спиной и танк на постаменте перед Домом офицеров, потом и вход в бассейн. И вот уже дощатый павильон Вясёлка, шалман перед мостом над Свислочью…
Да, это вот отсюда минувшей весной выходят Голод, наш математик Зелик в габардиновом макинтоше и его женщина с пышной гривой волос, в красном пальто нараспашку, и сверху, от танка, видно, как они ступают на деревянный мост, что ведет в парк имени Горького. Ведет-то ведет, но покачивается под тобой, пружинит, и неизвестно, говорят или нет Зелик и его рыжая женщина что-нибудь про это, но теперь у правого плеча слышно:
– Ой, он шатается, чувствуете, да?!
Волосы у нее даже и не шатенистые, как показалось