Солнце сияло. Анатолий Курчаткин
меня выбор, я бы предпочел компанию своих сверстников. Ведь говорят же, что возраст – это кожа. И сколько ни старайся влезть в чужую – не влезешь. Всякая компания в кайф только тогда, когда у всех в ней один кожный покров. Старая и молодая кожа по-разному дышат.
Фамусов, кажется, тоже налил себе водки. Хозяйка, я заметил, налила себе минеральной воды.
– Что ж, господа! – поднялся Фамусов с рюмкой в руке. Особо, я обратил внимание, он задержался взглядом на Арнольде с Ларисой. – Предлагаю поднять бокалы и проводить уходящий год, не поминая его лихом. Год выпал памятный, может быть, таких в нашей жизни больше не случится.
Это уж точно, таких – нет, подумалось мне. Кому пришлось тянуть лямку срочной, ожидая дембеля, тот поймет меня.
– И за то мы его и запомним, что он был единственным в своем роде, – продолжил Фамусов, снова оглядывая нас всех. И снова на Арнольде с Ларисой взгляд его задержался дольше, чем на остальных. – Год рождения новой России!
Причин подниматься я не видел, но пришлось: вскочил Арнольд – от того, как быстро он это проделал, у него метнулись на кончик носа его круглые совиные очки, и он воздел их обратно на переносицу быстрым движением указательного пальца, – поднялась, проговорив что-то одобрительное, супруга Фамусова, встала, пожав плечами, Лариса, и нам с Ирой не осталось ничего иного, как присоединиться. Кстати, именно тогда, за тем столом, в преддверии наступающего 1993 года мне пришлось услышать обращенное ко мне «господа» не в упаковке снижающе-иронической интонации, а произнесенное совершенно всерьез, с внятной артикулированностью и даже возвышающим пафосом.
Водка ртутным шаром прокатилась по пищеводу и ухнула в желудочное бесчувствие, чтобы начать оттуда свой невидимый и жадный путь в кровь.
– У, как ты, – произнес у меня над ухом голос Иры. – Только не надирайся. Прошу тебя, да?
– Ни в коем разе, – отозвался я.
Надираться – это не входило в мои намерения. Я только собирался откочевать в другую систему координат. Отключить себя от всех – и получать кайф от самой этой отключки, не завися от того, что происходит вокруг. Кожный покров кожным покровом, но можно и просто содрать его, чтобы он не был тебе в тягость.
До поздравительной речи главы государства по телевизору мы с Фамусовым сумели закатить в себя еще по одному ртутному шару.
– Санька! – стервозно произнесла у меня над ухом Ира. Я похлопал ее под столом по колену: будь спокойна!
– Я-то знаю, о чем наш кормчий скажет, сам проверял сегодня, как там чмоки вырезаны, чтоб ни одного не осталось, но всем ведь не помешает услышать. Так? – проговорил Фамусов, вставая из-за стола и направляясь к телевизору.
– Конечно, а как же! Обязательно надо послушать! – в унисон отозвались Арнольд с хозяйкой дома.
Лично мне было все равно, услышать нашего нового кормчего или не услышать. Как будто моя жизнь зависела от того, что он напорет в своем поздравительном слове. Но я промолчал.
Телевизор «Филипс» на дымчато-прозрачном стеклянном столике полыхнул экраном, мгновение