Детство 2. Василий Панфилов

      «– Смотри! Гой, и тот лучше тебя!»

      Тфу ты! Неприятно. Оно канешно, если покопаться, так и у нас тоже хватает таково, што жидам неприятным кажется. Просто когда ты в стороне от етого, то вроде как и тьфу, ерунда. А когда пальцами тыкают, так и нет.

      – Ви ещё здесь? – Удивилась тётя Сара с нашево двора, наткнувшись на нас, – Переодевайтесь в праздничное и давайте сюда! Жениха с невестой скоро придут, а вы тут вот так!

      Сбегали и переоделись, но как оказалось – сильно заранее. На солнце успели пропотеть, высохнуть и снова вспотеть. Ну да ладно, как и все!

      Во дворе заканчивали последние приготовления, и занятые етим женщины суетились с видом паническим и невероятно важным. Даже если они всево-то отмахивали мух от рыбы, то делали ето так, будто жених с невестой вот прямо идут от синагоги и мечтают вслух об етой несчастной рыбе. Вот так вот идут и говорят – риба, риба! Мы хотим рибу! Где наша риба?!

      – Орешки! С черносливой орешки где!? – Раздавалось то и дело визгливо, и очередная тётя Хая начинала свару на пустом месте, или срывалась и бежала куда-то, смешно переваливаясь телесами.

      – Куры! Я тебя умоляю! Кому сказала расставить так, а он? – Руки упирались в боки, и на грешника смотрела не иначе как сама Лилит, готовая выпить душу за столь тяжкое прегрешение. Грешник делал ножкой булыжники двора или сварился в ответ, в зависимости от степени осознание вины и характера по диагонали.

      – Сёма! Сёмачка! Иди сюда, золотце! – С оболтуса лет пятнадцати, с плечами шириной с хороший шкаф и шеей циркового борца, наплёванным платочком стиралась со щеки настоящая или выдуманная грязь, – Садись сюда, золотце, здесь тебе будет лучше видно куру и рибу. Проверь, руки до всего дотягиваются, или нужно што-то подвинуть поближе? Подвиньтесь отсюда, мой Сёмачка слабенький, ему нужно хорошо питаться!

      – Фотограф! Где этот фотограф!?

      Упитанная женщина, близкая к невесте, за руку вытащила откуда-то фотографа с ящиком, и потащила ево буксиром, взламывая толпу мощной грудью и пугающим выражением лица с несколькими волосатыми бородавками в стратегических местах.

      – Снимай! – Приказала она, широким жестом указав на стол, – Мы хотим показывать потом за нашу свадьбу! Штоб ни одна сволочь, особенно дядя Исаак из Бердичево, не говорил потом, што мы пожалели за наших детей!

      Фотограф повозился немного, и снял-таки ломящиеся от блюд и напитков столы с выгодного ракурса.

      – Всё в ажуре, мадам! Будет не фотография, а настоящий натюрморт большого искусства! Из Лувра будут потом приезжать и вздыхать под вашим балконом, выпрашивая фотографию в музей на посмотреть, как образец настоящего одесского натюрморта!