Взрослое лето. Владимир Голубев
так жить больше нельзя.
Они смолкли. Алёнку зацепили слова матери. Может, и правда, нечего совать свой нос куда не следует?
Ужинали молча, а когда закипел чайник, Людмила, желая успокоить явно напуганную дочь, сказала:
– Не бойся. Мы с тобой ничего не знаем и никого не обижали, нам нечего бояться, так?
– Как будто так. Но тогда получается: моя хата с краю, ничего не знаю.
– Вроде того… – ответила мама, прищурив голубые глаза.
Рабочая неделя пролетела быстро. Слова мамы попали в точку – Алёнка все дни барахталась по бескрайним просторам своих раздумий и сгрызла все ногти. Она иногда размышляла об отсутствующем родителе и о возможных путях его поиска в этой бескрайней стране. Мила не любила говорить об отце Алёны, с самого её детства уходя от вопросов, почему теперь они и стали ссориться. Но в последние три года на девочку всё больше и больше накатывалась волна неудержимого желания раскатать клубок тайн о своём отце, словно от этого зависела их дальнейшая судьба. Об окутанной вуалью неизвестности смерти дедушки и бабушки Алёна старалась больше не вспоминать.
В пятницу вечером маму из города привёз дядя Дима. Алёнка к её приезду начистила кастрюлю картошки и, когда хлопнула калитка, зажгла конфорку.
– Привет! – сказала растрёпанная после поездки на мотоцикле мама.
– Приветики! – ответила девочка.
– Мила! Куда ставить сумки? – следом забасил дядя Дима.
– Оставляй всё здесь, я сейчас сама разберусь.
Дмитрий распихивает авоськи по стульям и с облегчением плюхается на диван. Нехотя вспоминая о присутствии ребёнка, пыхтит:
– Алена, здравствуй!
– Приветики!
– Как прошла неделя?
Девочка понимала, что вопрос задан скорее из вежливости, чем из любопытства, но вместо того чтобы сразу отшить маминого ухажёра, отчиталась:
– Загорала, купалась в бочке. Потом читала, убиралась в доме, полола грядки, раздёргивала морковь и свёклу.
Нежданно гость поддержал разговор:
– Во, я тоже всё детство зависал в огороде. Смотри: в марте, ещё, блин, снег не сошёл, а мы начинали возить на огород навоз, в конце апреля копали землю под картошку, на майские праздники под лопату сажали. После шла морковка, свёкла, капуста и огурцы. Мы с батей собирали парник, накрывали плёнкой, под помидоры и перцы. В июне косили траву для коровы и овец, сено сушили, потом скирдовали. В июне-июле шли за ягодой, потом копали молодую картошку, обрывали яблоки и так до самых белых мух.
– Тяжёлое было детство у вас, дядя Дима.
– Нет, трудовое. Зато я вырос крепкий и здоровый. А почему? Да потому что поднялся на всём своём, а не на покупном, куда напихали одной отравы. Вот и тебя надо кормить не сникерсами, а картошкой с салом!
– Я сало не люблю, как и сникерсы.
– Подрастёшь, полюбишь.
– Ну, а чипсы-то иногда можно?
– Чуть-чуть, я и сам люблю похрумкать перед телеком.
Дядя Дима рассмеялся и покосился на Людмилу. Лучи заходящего солнца подсвечивали её волосы соломенного